не требовались. Да и сами реактивные снаряды того времени после разработки и доводки их в производстве были не дороже артиллерийских того же калибра. Особенно если их сравнить со шрапнельными, имеющими дистанционные трубки двойного действия, прочные стальные, идеально выточенные корпуса, достаточно сложный профиль головной и оживальной части и специального ведущего пояска.
Итак, реактивный снаряд М-13 состоял из ракетной камеры с пороховым зарядом, корпуса, головной части сразрывным зарядом, взрывателя, детонатора, воспламенителя, пиропатрона, колосниковой решетки, сопла, обтекателя, четырех стабилизаторов и двух направляющих. В ракетную камеру вставлялись пороховые шашки, состав пороха которых нам не был известен. Не знали мы и состав разрывного заряда, да нам это было и не нужно. Мы должны были знать поражающее и разрушительное действие снарядов, правила обращения с ними, причины несхода с установки и способы их устранения.
Для командиров полков, дивизионов, батарей и политработников вскоре была организована показательная стрельба. Две машины БМ-13 поставили в специально вырытые окопы. Из них виднелись только пакеты направляющих и часть фермы. На верхних направляющих каждой машины находилось по восемь снарядов. Установки были поставлены так, что направляющие имели малый угол возвышения. Мы расположились в траншеях в 150–200 метрах от огневой позиции. Трасса стрельбы проходила через лощину, за которой на поле с уклоном в нашу сторону были расставлены мишени — деревянные щиты.
Стояло теплое августовское утро. Кое-где в низинах еще лежал туман. Поле с мишенями заливали яркие лучи солнца. Тишина стояла необычайная...
Взоры всех присутствующих были обращены в сторону заряженных боевых машин. Руководитель стрельбы полковник Ю. П. Бажанов объявил, что вначале будет произведен пуск одного снаряда, а затем — залп еще семи снарядов из первой боевой машины. По сигналу руководителя был сделан первый выстрел. Из одного снаряда вылетела огненная струя, затем он сорвался с места и с необычным шумом, пронизывающим утреннюю тишину, промчался по направляющей и полетел, все больше и больше набирая скорость. Вслед за ним тянулся огненный хвост с ярко-белым факелом у самого сопла. Постепенно белое пламя факела переходило в оранжево-красное, оставляя за собой серое облако. Через несколько секунд на расстоянии 300–400 метров от пусковой установки факел исчез, а в районе мишенного поля произошел мощный взрыв. Вокруг разорвавшегося снаряда вначале задымилась, а затем загорелась трава.
После этого последовала команда: «Первой установкой — огонь!» Снаряды один за другим сошли с направляющихи так же, как первый, оставляя за собой длинные огненные хвосты, со скрежетом и шипящим шумом устремились к цели. В районе мишеней громовым раскатом прозвучали разрывы, возникли очаги огня. Горели трава и кустарник.
Через несколько минут на машинах нас доставили к мишеням. Все они оказались пораженными многочисленными осколками. Воронки были небольшие, но зона поражения превосходила зоны поражения 122– и 152-миллиметровых гаубичных снарядов. Пожары возникли от зажигательного вещества — термита, который добавлялся в разрывной заряд. Мы увидели, что поражающий эффект нового оружия большой. По восьми выпущенным снарядам можно было представить, каким будет дивизионный, а тем более полковой залп.
Командиры прикидывали плотность огня, площади поражения батарейных и дивизионных залпов. Свой восторг выражали кратко: «Здорово!», «Вот это да!», «Это сила!»... Комиссар сказал мне на ходу:
— Ну, командир, дадим же мы прикурить фашистским гадам! Ведь это только восемь, а если дать полковой залп?!
Гвардейский минометный полк представлял собой сложную организацию. Так, в нашем полку (кроме четвертого дивизиона, сразу же отправленного в Ленинград) было три дивизиона, вооруженных боевыми машинами БМ-13, и зенитный дивизион. Всего 1414 человек, в том числе 137 офицеров, 260 сержантов, 1017 рядовых. В штатах полка предусматривался политотдел. Полк имел 36 боевых машин, 12 зенитных 37- миллиметровых пушек, 9 зенитных и 18 ручных пулеметов, а также 343 грузовых и специальных автомашины.
Дивизионы нашего полка были трехбатарейного состава, по четыре 16-зарядных боевых машины в батарее. Залп дивизиона составлял 192 снаряда, а залп полка — 576 снарядов 132-миллиметрового калибра. Все они могли быть выпущены буквально за секунды. Это же море огня! Вот почему под Оршей от залпа батареи Флерова фашисты бежали в панике.
Итак, показательная стрельба продемонстрировала мощь нового вида артиллерии. Перед нами сразу возникла задача научиться умело использовать это грозное оружие, изучить характер и особенности рассеивания снарядов,огневые и маневренные возможности батарей, дивизионов, полка. В нашем распоряжении не было никаких правил стрельбы, никаких наставлений и руководств по использованию этой артиллерии, да и вообще их не имелось, за исключением небольшой инструкции. Рождалось новое оружие, и от нас требовалась творческая инициатива, дерзание.
В инструкции по боевому применению реактивной артиллерии говорилось главным образом о том, что это оружие секретное, предусматривались меры его прикрытия и обеспечения. Категорически запрещался вывод на огневые позиции боевых машин без прикрытия. После залпа установки требовалось немедленно отводить в безопасное место. Указывалось, что огонь должен вестись массированно по крупным скоплениям врага.
Мне, как артиллеристу, имевшему уже немалый боевой опыт, было нетрудно представить задачи, которые смогли бы выполнять подразделения полка. Однако требовалось еще найти общий язык с командирами дивизионов и батарей, чтобы в бою мы понимали друг друга с полуслова.
После показательной стрельбы, не теряя времени, мы приступили к полевым батарейным и дивизионным учениям. Особое внимание обращалось на подготовку командиров батарей и дивизионов, на умение ими быстро и точно ориентироваться по карте и на местности, готовить исходные данные в любых условиях. Командирами батарей и дивизионов назначались лучшие по своим деловым и политическим качествам артиллеристы. Поэтому подготовка шла успешно.
В штате полка был предусмотрен особый отдел из четырех офицеров, которые прибыли в первые же дни формирования. Это были М. И. Жерновский, Я. Г. Оганезов, В. Ф. Шадрин и А. Д. Николенко. Работы и после сформирования у них было немало. Фашистское командование настойчиво пыталось разгадать секрет столь эффективного оружия. С этой целью к нам засылались шпионы и диверсанты. Работники особого отдела впоследствии показали себя не только хорошими чекистами, но и храбрыми офицерами.
В полк был назначен и старший врач полка, совсем еще молодой человек в звании военврача 3 ранга. Встреча с ним произошла в лесу, возле нашей с Радченко палатки.
Он подошел четким, строевым шагом и доложил скороговоркой, чуть-чуть окая:
— Товарищ майор! Военврач третьего ранга Холманских прибыл в ваше распоряжение.
— Здравствуйте, товарищ Холманский! — ответил я ему, дивясь его молодости и невольно думая, что комиссия Центрального Комитета могла бы назначить в гвардейский полк, да еще вооруженный совершенно секретной техникой более зрелого человека. За годы службы в армии я привык видеть на должностях начальников санитарных служб полков умудренных жизнью и опытом медиков. А этот уж слишком молод и «несолиден» на вид.
— Не Холманский, а Холманских! — довольно строго поправил меня новый подчиненный.
— Ну, хорошо, Холманских, — ответил я, — простите, не расслышал.
Оказалось, что Холманских, несмотря на его молодость, уже воевал. Он был врачом лыжного батальона во время боев на Карельском перешейке, награжден орденом Красного Знамени. Как участник войны с белофиннами, я знал, какой героизм в бою проявляли лыжные батальоны. Врачу там тоже было нелегко.
— Ну что ж, товарищ Холманских, — сказал я, — очень рад, что вы человек «обстрелянный». В таком случае немедленно приступайте к формированию санитарной части полка. Подбирайте людей, получайте машины, медикаменты.
— Есть, товарищ майор! — бодро ответил он. — Я знаю, что такое медикаменты в бою.
— Через три дня доложите о готовности. Если будут какие-нибудь затруднения, сразу же обращайтесь ко мне.
Но он так и не обратился ко мне ни разу за эти три дня, а в назначенный срок доложил, что санчасть полка сформирована, народ подобран хороший, получено две машины медикаментов.
— Молодец! — похвалил я его. — Теперь не теряйте времени, организуйте занятия. Остались
