Местность позволяла незаметно провести машины в лощину, что пролегла в нейтральной полосе. Союзником нашим должна стать темная южная ночь. Мы пришли к выводу, что такая операция, хотя и заключает в себе известную долю риска, возможна. Тем более что своими силами мы сможем организовать надежное прикрытие огневых позиций.
С наступлением темноты на наблюдательном пункте появился капитан Митюшов. Он доложил, что дорога и огневые позиции разведаны.
Добросердов и Митюшов выехали в дивизионы, а мы с комиссаром решили обсудить вопрос, когда доложить генералу Крюченкину о ночном залпе. По телефону говорить об этом нельзя. Ехать с докладом — потребуется много времени. Вынуждены были принять решение — действовать и доложить генералу после выполнения плана.
С колонной заряженных боевых машин мы встретились на дороге. Радченко, Добросердов и я выехали на пикапе вперед. В трехстах — четырехстах метрах от переднего края все спешились и пошли вслед за охранением, которое вел Митюшов. О нашем выходе за линию обороны передовые части были предупреждены.
Как только охранение заняло боевой порядок, установки с потушенными фарами одна за другой стали выходить на позицию. Командир дивизиона доложил о готовности...
— Огонь! — скомандовал я.
В такой близости от стреляющих машин мы были впервые. До этого во время залпов мы, как правило, находились на наблюдательных пунктах, а сейчас — на правом фланге дивизиона, метрах в тридцати — сорока от боевых машин. Нам представилась потрясающая картина. Сначала выстроенные в ряд на сокращенных интервалах боевые машины осветились ярким светом. Это были факелы реактивных струй первых выпущенных снарядов. Затем раздался пронзительный скрежет, от которого задрожала земля... С высоко поднятых ферм непрерывным потоком стали слетать огневые стрелы с ослепительными хвостами. Позади машин вначале образовывались серые облака, которые от яркого освещения на глазах превращались и оранжево-белые клубы и завихрения. От стремительно уносящихся вверх снарядов казалось, что все поплыло вниз — и боевые машины, и ярко освещенная местность. Впоследствии мне не раз приходилось наблюдать ночные залпы вблизи. Но ничто не могло сравниться с этим первым впечатлением, которое оставил ночной залп дивизиона под Диканькой.
...Угас факел последнего снаряда, и все вокруг погрузилось в кромешную тьму, как это всегда бывает после яркого света ночью. До нас донеслись громовые раскаты разрывов. Вокруг сильно пахло порохом и пылью.
Ночной залп так ошеломил гитлеровцев, что в течение пятнадцати — двадцати минут с их стороны не было сделано ни одного выстрела. В полной тишине и темноте боевые машины снялись с огневой позиции и, словно огромные черные тени, одна за другой стали уходить в тыл. Проводив последнюю машину, мы с комиссаром селив пикап и поехали к своему НП. Когда подъезжали к нему, над нашим передним краем взлетели в воздух одна за другой несколько осветительных ракет. Поднялась бешеная ружейно-пулеметная стрельба, прогромыхали беспорядочные выстрелы орудий и минометов. Артиллерийские и минометные налеты были предприняты врагом по разным участкам нашей обороны, и особенно по покинутой нами огневой позиции.
В районе сосредоточения противника, по которому мы дали залп, наблюдались яркие зарева пожаров.
Генерал Крюченкин, позвонивший к нам на НП, строгим голосом приказал доложить, в чем дело, почему без его разрешения был дан залп. Я ответил, что все в порядке, но подробности могу доложить только лично.
— Хорошо. Немедленно приезжайте! — Голос генерала звучал уже более спокойно.
Через полчаса мы с комиссаром были у генерала Крюченкина. Слушая мой доклад, он довольно потирал руки, его строгие глаза все больше добрели. Наконец он не выдержал, вскочил с места, быстро заходил по хате, азартно восклицая:
— Здорово, молодцы! Но бить вас некому! Это прекрасно, что вы сумели накрыть врага. Ну, а если бы напоролись? Вы же могли сами по-дурному погибнуть. Что тогда? Отвечай Крюченкин, так, что ли?
— Товарищ генерал, не было возможности вам доложить. Упустили бы время. Мы ведь были твердо уверены, что план свой выполним без потерь. И кто знает, если бы мы сегодня не ударили по фашистам, возможно, завтра утром они атаковали бы нас.
— Я еще раз вам повторяю: умело бьете врага — молодцы! Но надо же доложить, а потом давать залпы. Вы же «секретные», я ведь должен еще вас прикрывать... — В голосе генерала звучали отеческие нотки. Мы с Радченко поняли, что гроза миновала.
Конечно, такая «самостоятельность» могла нам дорого обойтись. Но... жизнь, боевая обстановка вносили свои коррективы и порой требовали немедленных действий.
1 октября 1941 года полк получил боевое распоряжение о передислокации в район города Валки Харьковской области. Командование 14-й кавалерийской дивизии издало в связи с этим такой приказ:
ПРИКАЗ
Кавалерийской орденов Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, подшефной КИМу имени Пархоменко дивизии
1 октября 1941 года м. Диканька
№37
На протяжении семи дней с 24.9 по 1.10 1941 года 4 гвардейский минометный полк участвовал в операции совместно с вверенной мне 14 кавалерийской дивизией.В процессе ведения боев весь личный состав полка показал исключительное умение и четкость в работе при выполнении боевых задач, личную выдержку и готовность к самопожертвованию.
Несмотря на явное превосходство противника в силах, его маневрирование на поле боя, командование полка в лице командира 4 гмп майора Нестеренко и батальонного комиссара Радченко быстро и четко ставили полку боевые задачи, которые он с честью выполнял, искусно используя мощь нового грозного вида оружия.
Все попытки противника создать концентрацию войск и перейти в атаку срывались метким огнем гвардейцев. Противник понес большие потери. Боевые задачи были выполнены.
За исключительно четкую работу, использование всей мощи новой техники, умелое маневрирование огнем на поле боя, безотказность управления и выполнение боевых задач командиру 4 гмп майору Нестеренко, комиссару 4 гмп батальонному комиссару Радченко и всему личному составу полка объявляю благодарность.Выражаю уверенность, что 4 гвардейский минометный полк, действуя на любом участке фронта, будет еще больше и метче громить и уничтожать фашистские орды.
Гвардейцы! За Сталина, за Родину всегда будьте готовы дать меткий всеуничтожающий залп!
Командир 14 кавдивизии генерал-майор (Крюченкин)
Комиссар 14 кавдивизии батальонный комиссар (Добрушин)
Начальник штаба 14 кд майор (Шмуйло)
Эта первая награда полку — благодарность боевых товарищей — была нам особенно дорога.
В архивах дивизии уже после войны я нашел следующую запись, воскресившую в моей памяти те далекие дни:
«По показаниям пленных из 101 пехотной дивизии противника 101 пд понесла большие потери, до 30–40% своего состава, от огня 4 гвардейского минометного полка».
В 1970 году я получил письмо от жителей Диканьки. Вот что они писали:
«...Мы знаем, что в сентябре 1941 года вы командовали полком «катюш» и дали первый залп из Диканьки (первые залпы на Полтавщине). Ваши бойцы называли тогда свое оружие «чудо-пушка». Вы задержали немцев на 14 суток, уничтожили много живой силы и техники врага.
