– …Гот без подружки – одинокий такой. Который не собирается искать новую любовь, помнит о прошлой, тоскует… – во время Олиных размышлений объяснял Сашка.
Как это было на него похоже – использовать все подручные средства для создания собственного имиджа. Оля даже улыбнулась этой своей мысли. А Макушев понял её улыбку как знак согласия.
– Ты понимаешь меня, да? – обрадовался он.
Ну да, Оля понимала. И не сердилась – особенно на то, что она оказалась «подручным средством». Ей страдать по этому поводу просто не хотелось. И пошутила она без всякой затаённой тоски:
– Только ты поясни: о какой прошлой любви будет помнить тоскующий одинокий гот – обо мне или о Гликерии?
– Ну что ты всё… – с растерянностью в голосе пробормотал Сашка. Попытался энергичнее прижать к себе свою дорогую Олю, сам понял, что не надо. И до конца танца молчал, с преданной улыбкой глядя Оле в глаза.
За окнами бушевала непогода. Штормовые волны с рёвом налетали на берег, ветер рвал в лоскуты всё живое и неживое, а то, что ему не поддавалось, яростно освистывал. Поэтому старые стены одинокого домика на границе моря и степи выли и стонали на разные голоса. Но мама и девочка не боялись. Они сидели в своей большой кухне на нижнем этаже дома. Устроившись за широким столом, мама работала на ноутбуке. А девочка, открыв дверцу, гребла кочергой в красных печных углях и пристраивала среди них медную кофеварку на длинной ручке.
– Ты довольна жизнью, Гликерия? – спросила мама, оторвавшись от экрана компьютера.
– Вполне, – улыбнулась девочка, повернувшись к ней.
– А как твои друзья?
– Подруга, – уточнила девочка. – Я наконец-то позвала её к нам в гости.
– Вот и молодец.
Вода закипела, запахло кофе, девочка принялась мешать его. Затем налила в чашку, принесла маме.
– Спасибо. Очень вовремя, – поблагодарила мама. – Ну что, подышим свежим воздухом – и спать?
– Да, пора.
Не выпуская из рук кофейной чашки, мама направилась по лестнице вслед за девочкой. Через её комнату они вышли на террасу. У-у, как схватился безжалостный зимний ветер за края их одежды, как вцепился в волосы! Он завывал, дуя в выщерблины на стенах дома, он перемешивал с колючим снегом разбитые о камни брызги морской воды – и швырял в двух людей, что решились в такую непогоду полюбоваться его работой. Обхватив руками плечи, девочка подставляла ветру лицо и хохотала. Мама пила кофе, вглядываясь в буйство стихии, и, довольно улыбаясь, повторяла: «Хорошо! Ух, хорошо!»
«Восторг!» – добавляла девочка.
Что и говорить – великолепный вид открывался с их террасы. Слева море, справа степь, прямо – узкая полоска обрывистого берега.
Бледная луна пыталась оставить свой след на земле, прочертив по степному простору серебряную дорожку. Но тени рваных туч так быстро неслись по небу под натиском бури, что стирали её. И дорожка лишь дрожала, как будто её затаптывали привидения.
Мама и девочка смотрели в непроглядную темноту ночного моря. Далеко-далеко, на другой его стороне, находились сейчас их самые дорогие и любимые люди. Которые точно так же скучали и ждали встречи.
– Ну, вот теперь совсем пора?
– Да, мама.
Мама и девочка покинули деревянную террасу. Закрыли плотно дверь. Дома было тепло и приятно. Чуть слышно потрескивали электрические калориферы, от этого в комнате казалось ещё уютнее и спокойнее.
…Умытая девочка в длинной ночной рубашке подошла к маме, которая ждала её, задумчиво застыв в кресле. Когда девочка забралась под одеяло, мама поцеловала её на ночь, улыбнулась и махнула рукой:
– Я ещё поработаю. И поговорю с папой.
– Это хорошо. Давайте, – улыбнулась девочка. – А я почитаю, ладно? Не гаси свет.
Мама ушла, а девочка раскрыла библиотечную книгу – толстый том, изрядно потрёпанный, видимо, ещё в давние времена.
И в её окне долго горел свет. Пусть слабенький, но он был виден издалека и мог служить ориентиром – путникам в степи, которых что-то выгнало из дома в такую непогоду, отчаянным лодкам, вышедшим в море. Ровный, надёжный, верный.
…Уснула мама, посмотрев по телевизору всё, что запланировала, но Марина не выключала компьютера, голубоватый свет которого падал на её лицо. И оно сейчас было решительным и вдохновенным. Собрав в кулак свои знания английского языка и вооружившись словарями, Марина Сергеевна, молодая учительница из России, заполнила электронную анкету будущих участников исследовательской экспедиции в район пустыни Наска. Её знания математики и астрономии могут очень пригодиться. Да и сама Марина – деятельный, неутомимый и привыкший всё доводить до конца человек, может оказаться настоящим изыскателем. Так что на её заявление обязательно – ну просто обязательно! – должны были откликнуться! Угрызений совести по поводу учеников, которых придётся передать в руки других учителей, у Марины Сергеевны не было. Ведь, по большому счёту, она никогда не верила, что учить детей – её призвание. Тем более что в девятом «А» её наверняка поймут. Такие у неё ребята смышлёные. А если не поймут… Значит, поймут когда-нибудь после.
…Много часов подряд пятирожковая люстра и настольная лампа освещали комнату Соколовой Оли. Гасли одно за другим окна в домах, а девочка всё не спала. Она рисовала тушью на больших листах бумаги, и работа давалась ей особенно легко. Оля рисовала и была счастлива тем особым счастьем, которое приходит к человеку, занимающемуся своим настоящим делом. Родители не гнали Олю спать – потому что впереди девочку ждали каникулы. В гостиной помигивала огоньками новогодняя ёлка, и Оля, иногда проходя мимо и поглядывая на них, с приятной уверенностью думала, что её ждёт много-много хорошего, интересного, радостного. И в близком будущем. И в далёком.
Примечания
1
Н. Языков «Нелюдимо наше море». («Пловец».)
2
М. Лермонтов «Выхожу один я на дорогу».
3
Э. По «Ворон» в переводе Дм. Мережковского.
4
От латинского прилагательного «atrum» – мрачный.
5
Пижма – многолетнее травянистое растение семейства астровых.
