давно закончилась, уселся в кресло, но снова вскочил.
– Вить... – позвал он спину Рындина.
«А где Арина, скажи?» – хотел спросить Валера. Хотел. «А тебе зачем?» – резонно поинтересовался бы Витя. И действительно – зачем она нужна охраннику? Арина Леонидовна ведь даже зарплату сама не выдаёт.
– Чего? – Витя развернулся и был уже возле Валеры.
– Вить, а ты был в симуляторе боя? – спросил вдруг Валера. – Или тебе спортзала хватает – тряхнуть адреналином?
Валера говорил – и смотрел, смотрел, изучал. Вообще всё это время – эти самые январь и начало февраля – Витя был молчалив и спокоен. Как всегда. Ну, может, чуть более молчалив, ещё сильнее спокоен. В общем, держался супер. А Валере очень хотелось знать, как переживают тоску такие великие мужчины. Или нет тоски – и переживать нечего? И ни на каком Арина Леонидовна не на курорте с Быковым...
Но неожиданно всплывший вопрос – очень существенный и важный вопрос – о симуляторе боя зажёг в голове Валеры давний горячий интерес. Арина Леонидовна отвалилась.
– Симулятор? – Рындин улыбнулся, как восьмиклассник. – Хорошая штука. Я наигрался, когда его ещё разрабатывали и испытывали.
– На тебе испытывали?
– Ага. А ещё на Арине. И на Быкове. Ну, есть такой Алексей у нас Быков.
– Да, да... – Валера не стал сообщать Вите о своих исследованиях в области Быкова.
– Отличная штука получилась. А ты так и не...
– Некогда, – выдавил Валера. – И запись, не подступиться...
– Это да...
Арина Леонидовна Балованцева появилась в своём заведении на следующий день после того, как в «Разноцветных педалях» активно проигнорировали праздник 23 февраля. До этого, с приятным удивлением отметил Валера, был проигнорирован День святого Валентина, на который он сам был вынужден создавать так называемую романтику за столиком одного миленького ресторанчика при зажжённых витых свечах и под интимную мелодию общественных музыкальных колонок. Валера мучился и улыбался, Лиля изо всех сил поддерживала ощущение дня влюблённых, наводила на приятные воспоминания о моменте их знакомства, о первом поцелуе, о первом и втором букете, о том, как они договорились жить вместе. Валера с ужасом понимал, что ему глубоко по барабану все эти милые воспоминания – и как жить с этим дальше, не знал. Артистом он был так себе, а потому, когда подходила очередь его реплики, булькал что-то невразумительное, и ему казалось, Лиля переживает, что её мужчина не хочет утруждаться сделать ей праздник. Лиля заказывала этот столик за неделю, лично в ресторан приходила – по телефонному звонку заказы не принимались. Старалась...
Раз сказать ему было нечего, Валера нашёл выход: он вывел свою девушку на медленный танец, принялся кружить её, подхватив высоко на руки – чем сорвал аплодисменты сусально настроенного зала. А по пути домой купил Лиле чёрную, посыпанную серебристыми блёстками розу – Лиля обрадовалась, ощущая необыкновенную готичность акции, а потому изо всех благодарных сил постаралась устроить Валере праздник страстно-мрачной, как ей почему-то казалось, Камасутры. И вот теперь...
А теперь, продолжая ждать и задаваться вопросом: зачем надеяться на несбыточное, зачем страдать от невозможности обладания, Валера за вечерним чаем вдруг заявил Лиле, что не любит её. За это получил по лицу и ночь слёзных страданий. Валера и сам не переставал удивляться, с какой лёгкостью эта священная фраза вырвалась из его рта. Но ведь вырвалась – и Валера наотрез отказывался принимать её обратно, в смысле утверждать противоположное: люблю, пошутил, был не прав.
Но главное: Валера был так потрясён своим поступком, что понял – всё правда. Ведь не любит. Да и не любил, наверное. И пусть никого другого он не любит тоже, подобный расклад вполне неплох.
Да. Обратной дороги нет. Чтобы что-то изменилось в его сознании, нужно, наверное, убить Арину Балованцеву. Чтобы не доставалась никому. О! Как удивлялся Валера неожиданным скачкам своих мыслей, как удивлялся...
В состоянии истерики и шока Лиля отказывалась верить в это, пыталась понять, чего же ему ещё, Валере, надо. Внятно объяснить это ему не удавалось, ей понять тоже. Так продолжалось несколько дней. Лиля даже чужие ногти пилить забросила. Подруги, которые прежде только в Валерино отсутствие посещали их жилище, теперь отсвечивали в квартире день и ночь. Да – на ночь оставались. Так что скоро с полусупружеского просторного лежбища Валера оказался выселенным на узкий кухонный диванчик. Ему удалось подслу-шать, когда подруга давала Лиле столь полезный совет: типа того, отлучение от телесного контакта вразумит капризника, мужики без секса никуда, такие вот животные.
Лиля подчёркнуто веселилась: целый день не выходила из дома, смотрела кино, пила в комнате с подругами, крутилась на кухне, принимая перед Валерой демонстративно-независимые позы. Валера терпел. Ему было жалко Лилю. И её родителей – к которым переезжать она категорически отказывалась. Жалко – но не больше. Или он сходил с ума?
Арина Леонидовна, да. Спокойная, деловая, приветливая. Явилась в «Разноцветные педали» и долго ходила с проверочным осмотром. Валера не заметил на её лице признаков загара – значит, отдых был или не у жаркого моря, или под тщательным прикрытием.
Но и бледная она была необыкновенно хороша.
Однако легче от того, что Арина Леонидовна вновь материализовалась, Валере не стало.
Он наблюдал. В этот же вечер в клуб закатился пан Теодор, успешный молодой адвокат Фёдор Горобец. С ним были три женщины – адвокат стильно и качественно кутил. Он уже не раз так приезжал, и всё время с разными красавицами. Сегодня они тоже были блистательными, весь вид блондинки и двух брюнеток говорил: мы не из эскорт-услуг, не ночные бабочки, мы золотые девушки из золотой тусовки. Валера, который нёс сегодня вахту в баре, уже завершил их пристальное изучение и хотел было переместиться в противоположный конец помещения, но тут к столику пана Теодора подошла Арина Леонидовна.
Да. Это не Валере показалось – блистательные девушки на самом деле тут же померкли и сжурились на Аринином-Леонидовнином фоне. Замолчали. Только улыбались – дабы было видно, что они хорошие. А Валера на лице пана безошибочно прочитал то, что и Теодор тоже работает с ним в одной команде. А ещё – выражение преданности и вожделения, наверняка ни разу не реализованного.
Неужели у него, у Валеры, так же на лице бывает всё написано???
Сшибив два стула, Валера ломанулся к аквариуму с минтаем. И там затих.
Ж-ж-ж-жесть. Ж-ж-жопа. Что ж-же делать?..
Очень хорошее ему нашли занятие в следующую дневную смену: стоять у дверей служебного входа и контролировать потоки людей, которые слишком уж активно сегодня ломились в «Разноцветные педали» что-то сдавать.
Акция. Оказалось, это была такая акция, спланированная Ариной свет Леонидовной, народной благодетельницей. В «Разноцветных педалях» принимали птиц у населения. Каждый житель района, о чём за несколько дней до назначенной даты приёма разнесло сарафанное радио, мог принести в «Разноцветные педали» отловленных недалеко от места проживания воробьёв, ворон и галок. Живых и незатисканных.
И люди попёрли. Разгородив помещение, куда перед Новым годом складывали резню по бумаге и прочее народное творчество, приёмщики уселись за столы. А позади них стояли клетки – с орущими или молчавшими птицами. 50 рублей ворона или галка, 100 рублей почему-то воробей.
Население толклось в «Педалях» до поздней ночи. Пойманные птицы чирикали и галдели, в помещении неприятно пахло.
Несколько раз ход работ приходила пронаблюдать Арина Леонидовна. Она тянула руки с кормом, пытаясь предложить его воробьям. «Миленькие, ах вы миленькие мои!» – бормотала им с восхищением.
– Люблю, очень люблю птиц! – перехватив взгляд Валеры, проникновенно призналась она. – А воробушки – ну такие славные...
Насчёт славных Валера был не особо согласен. Витя Рындин, кажется, тоже. Из-за него Арине Леонидовне не удавалось побыть с пленёнными воробьями больше минуты – он попросту её уволакивал. Валера услышал, как он бубнит ей на ухо: такая концентрация в одном помещении, наверняка они тоже какую-нибудь болезнь переносят...
