своей квартиры, но что-то заставило его остановиться; вряд ли его внимание привлек белый цвет в отверстиях дверцы. Тем не менее он отжал дверцу и вынул из ящика конверт. Закрыл дверцу, нажав на нее, и замок приветливо отозвался громким щелчком.
В прихожей Андрей разулся, положил конверт на тумбочку. Зашел в ванную и, отрегулировав воду, разделся. Смотрел на желтоватую струю воды, которая не лилась, а, казалось ему, хлестала из крана, воняя химикалиями. Муторно на душе. Еще и оттого, что не отдавал отчета своим действиям. Вот он вылил в воду немного шампуня, и струя воды тотчас превратилась в миксер, сбила громадную пенную шапку. Прохладная на ощупь, она под собой таила горячее озерцо. Прежде чем погрузиться в него и забыться на время, Андрей взял из холодильника банку пива. Лежа в горячей воде, он делал маленькие глотки, наслаждаясь терпким вкусом пенного напитка.
Он забыл про письмо. Но не мог избавиться от ставшей ненавистной цифры – 9. «Зайди завтра в девять». Это прозвучал в голове голос Гетмана. Сейчас... ровно двенадцать. Быстро он ее... И десяти не было, когда он, скорее всего, попросил Татьяну принести кофе, а потом закрыл дверь на ключ. Мразь...
Татьяна сказала: «Если тебе дорога жизнь, дома, у родственников и близких друзей не появляйся – найдут».
Андрей покачал головой: «Нет, никуда я не пойду, дома останусь». Он решил тянуть время, жить сначала часами, потом минутами, а дальше мгновениями. Состояние, знакомое со школы. Прогуливаешь и ждешь часа расплаты. Сколько до него? Час с хвостиком? Это же целая вечность. Даже десять минут дорогого стоят. «Неужто и перед смертью так?» – вдруг подумалось ему.
Он быстро переменил решение, собрался, бросив в дорожную сумку чистую одежду, взял с тумбочки упавший на пол конверт. Перекинув сумку через плечо, вскрыл его. Ему могли написать только близкие, те, кто знали его нынешний адрес.
Чирков развернул лист бумаги, и брови его взметнулись вверх.
Что за ерунда? Андрей ничего не понимал. В первую очередь его посетила дикая мысль: не успел он попасть в беду, как тут же получил помощь. Всегда бы так.
«Что я знаю о своей матери? – мысленно повторил он. – Да почти ничего».
Вот сейчас он был готов проклясть ее, во-первых, за то, что она дала ему жизнь, а сама ушла из жизни. Бросила? Почему бы и нет. Оригинальный ход, ничего больше.
Так, а где адрес этого сыскного агентства? В самом письме только лондонский адрес-название. Ага, вот он, на самом конверте. С мыслью «кто-то хочет рассказать мне о матери» он вышел на улицу и остановил частника.
– Мукомольный проезд.
– Садитесь, – сказал водитель.
Он прочно застрял в пробке на Шмитовском проезде – Третье транспортное кольцо стояло.
– Пешком быстрее доберетесь, – предложил он. – Вам только дорогу перейти и квартал прошагать, – пояснил он тоном сказочника.
Андрей расплатился и вышел из машины. Прошло двадцать минут, и он стоял напротив металлической двери, над которой значился список контор, расположенных в этом здании. Среди них и «Бейкер-стрит». «Почему не „Собака Баскервилей“?» – усмехнулся Андрей.
3
Виктор Инсаров не мог видеть, как подходит к его офису долгожданный и редкий клиент, словно дело происходило не в российской столице, а на сатурнианском спутнике. Не мог видеть, как клиент открывает дверь и спускается по лестнице в полуподвальное помещение... Его с юных лет манили окна, наполовину скрытые от людских глаз. Он помнил, кто-то из друзей назвал эти карманы «впуклыми эркерами». Для него же они всегда представлялись глазницами. И если бы у него был выбор – снимать офис на самом престижном этаже здания, он бы снял этот угол.
Он сидел за столом и вместо телевизора пялился на дверь, с обратной стороны которой висела табличка с названием частной сыскной конторы. Его напарник в тысячный раз заметил:
– Такое созерцание почище триллера.
– Угу, – поддакнул он.
– Никогда не знаешь, кто и когда откроет дверь и перешагнет порог, какую задачку подкинет.
– Угу...
– На этой двери лично я изучил каждую неровность, каждую деталь, как эрогенные участки на теле своей подруги: этот участок чувствительный, этот не очень, а этот трогать не рекомендуется никому.
– Никому? – слегка оживился Инсаров.
– Никому. Даже ей самой. – А дальше он озвучил действия клиента, не сводя с него глаз: – И тут входит он, долгожданный наш. И спрашивает... Ну? – бесцеремонно поторопил он Андрея Чиркова глазами.
– Кто тут у вас главный? – неестественно громко спросил тот.
Напарник кивнул на директора:
– Он. Хотя я обычно показываю на себя и делаю умное лицо.
– Наверное, я ошибся адресом. Вы распространители билетов на цирковое представление?
– Типа того. Как тебя зовут?
– Андрей. Мне сказали, что вы можете мне помочь. Бесплатно.
Виктор изобразил на лице смертную скуку.
– У меня скидки только для тех, кому за восемьдесят. И только в случае измены. Посмотри на меня внимательно. По-твоему, я похож на человека, который станет вкалывать для того, чтобы ты отдыхал?
– Нет.
Виктор посмотрел на Андрея, потом – на свои швейцарские часы «Омега», собранные в китайском квартале Москвы, и сказал:
– У меня обеденный перерыв. Поговорим дорогой. Может быть, ты по пути расскажешь еще один анекдот, и я не поскуплюсь на бесплатный обед.
– Если вы поедете в сторону кольца, там затор. Двойная авария, кажется.
– Садись в машину, – поторопил спутника сыщик, когда они вышли во двор.
Он поехал дворами, намереваясь выйти на Шелепихинскую набережную, оттуда – на Фили.
– Выкладывай все по порядку – что, как, почему. Близкие называют меня Счастливчиком.
– И в чем ваше счастье? В том, что вы дожили до семидесяти?
– Мне всего пятьдесят, косоглазый. Не нравится мой позывной, называй меня по имени – Валентином.
– «Дядя» добавлять, или вы свое отчество назовете? – Андрей вынул сигареты и прикурил. – Классная у вас машина.
– Машина с невероятным ускорением, – поддакнул Инсаров. – На ней обогнать и тут же вклиниться между двумя следующими машинами так же легко, как переставить шашку на доске.
– Вашу машину тоже по имени-отчеству называть надо.
– А ты наблюдательный... Зови ее тетей «Нивой». Сокращенно – МММ.
– Как это?
– «Машина моей мечты». Однажды случилось чудо, – разоткровенничался Виктор. – Чудо Непоправимое, так бы я это назвал. Я был глупый, когда загадывал советский вездеход, а всевышний подшутил надо мной. В общем, мне не было и двадцати, когда я обратил взор к небу и сказал: «Господи, хочу „Ниву“. И в это мгновение с вазовского конвейера сошла вот эта самая машина. Кто бы мог подумать, что куплю я этот внедорожник без малого через тридцать лет. А ты какое желание загадал, когда тебе стукнуло двадцать?
– Чего?
– Ты дымом забыл поперхнуться. Тебе двадцать-то есть?
– Мне двадцать седьмой пошел. Мама умерла, когда мне было четыре года.
– Ты и сейчас как титишный лопочешь: двадцать седьмой годок пошел, мама померла. Говори пожестче, как мужик: мне четвертак с хвостиком, мать копыта откинула, ну? Наивный. – Виктор Инсаров толкнул в знак примирения клиента локтем. – Ты меня извини – о мертвых хорошее или ничего. Но и ты меня
