пригнувшись, стал переползать по-пластунски. В метре от поваленной вековой сосны он видел чернеющее пятно и пока не определил, что это. Скорее всего небольшая ямка, промоина, и как раз в том месте, где его появление – со спины и чуть сбоку от дозорного – будет внезапным и самым оптимальным. Веток в том месте на дереве нет, словно его готовили к неожиданному маневру, который может занять считанные мгновения или растянуться на долгие секунды. Все зависело от Косицина – какой способ он выберет для снятия часового. Главное, чтобы было бесшумно.
Ну точно – промоина, окончательно определился боевик, вползая в укрытие вроде небольшой траншеи, с сыроватыми стенками и обледеневшим дном. Лед – это плохо, хорошего толчка ногами не получится, а отталкиваться от дальней стены – неудобно. Придется сантиметр за сантиметром вылезать из ямы, а перелезать через ствол – еще медленнее. В трех метрах впереди Косицина скрывался «гоблин», спецназовец. Это сейчас он ничего подозрительного не слышит и не видит, поскольку против него работает такой же профи, но он способен на одном чутье сотворить чудо. Он среагирует мгновенно – не хватит времени достать его в прыжке, наделает шуму, и чем закончится дерзкая вылазка, уже сколько-нибудь точно не сможет сказать никто.
Найдя под ногой надежную опору, Косицин одним рассчитанным движением пододвинулся к поваленному дереву и взялся за него рукой. Подобрав под себя ногу и удерживаясь кончиками пальцев, которые в свою очередь нашли опору в изломах могучей коры, боевик подтянулся к сосне вплотную и уже закинул было на нее ногу, чтобы так же неслышно оказаться по другую сторону и атаковать противника, как вдруг замер, услышав в стороне треск сломанных сучьев. Косицин поднял к плечу руку и, будучи уверенным в том, что Зия Могуев видит его, подал сигнал по заранее изученным жестам: «Внимание! Еще один. Их двое!» Алексей осторожно отпустил руку и сполз в канаву, затаившись там. «Смена дозорного», – подумал он и не ошибся. Он остался совершенно спокоен, находясь в двух-трех метрах от спецназовцев. События, по его мнению, теперь будут развиваться лишь по одному сценарию: кто-то из двух дозорных доведет боевиков до базы. Или покажет путь, что не имело принципиального значения.
Порой Косицин жалел, что не с самого начала стал собирать с убитых им солдат и офицеров индивидуальные жетоны, их у него набралось четырнадцать штук. К тому же не всегда удавалось снять с убитых бирки и православные крестики. А так список убитых и казненных им военнослужащих приближался к тридцати. Он работал за деньги, а убивал потому, что это ему нравилось.
Игорь Мельников не спал, хотя именно в это время глаза у него обычно слипались: в Чечне – после ночных рейдов, в учебном центре спецназа – после бурной ночи с подругой. Он поймал себя на мысли, что вот сейчас, когда Лиза Городская кутала свое одинокое «пингвинье» тело в одеяло, он откровенно бездействует. По идее, его место под тем же одеялом, температура под которым поднимается так быстро, что оно вскоре летит на пол. «На холодный пол, – безрадостно усмехнулся Игорь. – Пол в деревенских избах отчего-то всегда холодный. Печка огненная, а половицы ледяные. Где б еще я почерпнул такую ценную информацию, если бы не пошел в армию и не закадрил первую деревенскую телку?»
Вчера Мельников отмечал маленький праздник: армейцы сделали динамовцев. Он болел за футбольный клуб ЦСКА, а отец-вэвэшник, разумеется, за «Динамо». И снова на поле кипели страсти: гол в ворота московского «Динамо» вовсю оспаривался игроками «вражеского» клуба: мяч, по их мнению, после удара Ярошика не полностью пересек линию ворот. Ко-онечно! Молодец этот чешский легионер, настоящий спецназовец, бьет не часто, но всегда смертельно. А что он сделал со «Спартаком» на прошлой неделе? На 93-й минуте забросил за шиворот «черномазому» вратарю решающий мячик. А ведь спартаковцы дважды за матч вели в счете.
И в прошлом сезоне у газзаевских армейцев было то же самое: в первых трех матчах шесть забитых мячей и единоличное лидерство.
Мельников снова переключился на тему горячей любви и холодных полов. За пару часов можно дойти до деревеньки, где живет… Как же ее зовут-то, зараза?.. Клава, что ли?.. Нет, не Клава. А, Рита! Точно, Рита. Пара часов. Столько же в избе и – в обратный путь. Упырь даже не заметит потери бойца.
Затосковавший было по женской ласке Мельников вдруг ощутил внутри какую-то опустошенность, словно неделю не вылезал из-под одеяла той же Лизы или Риты. Вот и пойми свой собственный организм, который, требуя, одновременно противится.
Он вздохнул.
Дембель не радовал, и какая радость в нем? Ну, близких своих увидишь и… останешься с ними навсегда. С другой стороны, навсегда потеряешь близких друзей. Особенно под конец хочется быть рядом с ними – не сейчас, а покидая подразделение в Чечне, Миротворец понял эту простую и в то же время сложную вещь. Сейчас он может взглянуть на спящего Ротвейлера и насильно задаться вопросом: «
– Спишь, Ротвейлер? – тихо спросил Мельников, толкнув соседа локтем.
– Спал, – недовольно пробурчал Антон. – Пару секунд назад.
– Вот как скажешь, так я и сделаю.
– Ладно. Давай, – неохотно согласился Ротвейлер. – Только шустрее.
– К бабе хочу мотнуть на пару часов, – поделился с товарищем Мельников.
– Ну? Чего ты от меня-то хочешь? Провожатого, что ли, ищешь? Или на «шведский стол» намекаешь? Меня на групповуху не тянет.
– Ладно, – отмахнулся Миротворец, немного позавидовав Ротвейлеру и высказав свои соображения вслух: – Вам, собакам, хорошо. У вас свадьбы только раз в году. Зимой, кажется.
– Породы у нас с тобой разные, – мгновенно отозвался Ротвейлер. – У тебя-то «дворянская». Вам, «дворянам», сезон не писан.
– Да, точно, – улыбнулся Мельников. – Дворянская. Это ты правильно заметил.
Косицин довольно отчетливо видел удаляющуюся фигуру Рудгера. В отличие от товарища, который сменил его на посту, тот продвигался в лесу совершенно бесшумно, но иным, нежели боевики, способом: латыш выносил ногу на пятку, а другую ногу слегка подгибал до положения полуприседа; усилия шли от бедра, а не от колена. Обычно так передвигаются на большие расстояния. Но база от этого секрета недалеко, еще раз пришел к выводу боевик.