– Дай мне рожок с боевыми, – попросил Миротворец.
– Зачем?
– На всякий пожарный. Повстречается какой-нибудь грибник или путеец, не холостыми же в него стрелять.
Седов, усмехнувшись, покачал головой. Однако вынул из кобуры бесшумный самозарядный пистолет «ПСС» и освободил его от магазина.
– Давай свой. Хватит тебе шести боевых?
– Куда деваться?
Миротворец, обменявшись с командиром обоймами, спустился в землянку и снова растормошил Антона:
– На выход, брат.
– Куда? – захлопал глазами задремавший было Ротвейлер.
– Не куда, а далеко ль. В деревне не жил? Идем на запасную базу. – Подхватив ранец с радиостанцией, он вылез наружу, дождался Ротвейлера и помог ему продеть руки в лямки. «Готов?» – спросил он глазами товарища. Получив утвердительный кивок и от Антона, и от командира, давшего добро, взял неторопливый темп бега.
Прежде чем снова вернуться в землянку, прапорщик одобрительно покивал: разведчики, сделав несколько десятков шагов, скрылись из виду; бугристая местность, изобилующая еловым частоколом и разбросанным то тут, то там осиновым молодняком, словно поглотила их.
Рудгер обернулся на слабый, еле-еле донесшийся до его ушей шум, когда отошел на шестьдесят – семьдесят метров от секрета. «Слон. Шахматный слон». Влад Якушин и появился, нашумев, а сейчас, наверное, возится, как пес на соломе: кружится, словно в погоне за собственным хвостом, топчет лежанку, чтобы не было колко спать. Рудгер возобновил было движение, как вдруг различил за спиной тихий свист. Он не мог ошибиться? Граф Дракула морзил ему: «Ко мне». Точка, два тире, точка. И еще раз: «Ко мне».
Что там за фигня? Рудгер давно не чувствовал предстартовой дрожи в руках. Взяв автомат на изготовку и пригибаясь вровень с кустами, он так же осторожно пошел назад. Туда, где воцарилась тишина.
Двадцать, тридцать шагов. Со стороны секрета опять раздалась какая-то возня.
Когда латыш покидал пост, Граф Дракула, как и он, маскировался сухими ветками и еловыми лапками, прикрепленными к шлему, с откинутым капюшоном маскировочного халата. Сейчас же сержант видел товарища с капюшоном на голове, все так же привалившегося к стволу и с автоматом на боку. Такое чувство, что он замер, вслушиваясь, не хватало разве что его предостережения: «Тише!»
На этот раз Косицин, отморзив Рудгеру, не боялся нашуметь. Привалив тело мертвого спецназовца к дереву и придав ему более или менее естественное положение, он проворно скрылся за группой деревьев, что находились по ходу движения Рудгера. Когда последний оказался сбоку от него, боевик, в очередной раз демонстрируя отвагу и мастерство, напал на второго спецназовца.
Российская армия научила его многому, но еще больше он почерпнул в лагерях диверсионной подготовки – в Азербайджане, Грузии и в самой Чечне. Если в российском подразделении спецназа страх и нерешительность из него выбивали, а дисциплину вколачивали, то в диверсионных центрах выжигали огнем.
Сигнал «ко мне» одновременно прозвучал и для Зии Могуева, который видел работу своего товарища и даже успел по достоинству оценить ее. Не дожидаясь поддержки второй подгруппы, остановившейся в семидесяти метрах от этого места, чеченец быстро сократил дистанцию и юркнул в траншею, которая минутами раньше приютила Алексея Косицина. Изготовив пистолет – не самый надежный «макаров» с механическим глушителем Сматча (но какой есть), – Могуев взвел курок.
Солнце уже наполовину вышло из-за горизонта, его красноватые лучи скользили между сосен, берез, кленов, просачивались сквозь ивовые кусты и буйные тополиные побеги и давали небольшую подсветку на глаза стрелка. Зия бросил мимолетный взгляд на убитого спецназовца, когда занимал выгодную для выстрела позицию, оставаясь при этом незамеченным. Несколько сорванных Косициным веток со шлема спецназовца лежали рядом с его головой, склоненной набок. Отчего страшная рана, казалось, скривилась в жуткой усмешке, продолжая выпускать кровавую пену.
В крайнем случае можно и выстрелить. Металлический щелчок поглотит влажный и в то же время морозный воздух; эта смесь невидимым туманом приподнималась над землей, тужилась подняться еще выше, к кронам деревьев, на которых начала пробуждаться жизнь: вспорхнула одна синичка, другая, очередь за кургузыми и ленивыми воробьями, которые просыпаются позднее других птиц.
На миг острые солнечные лучи закрыла быстрая тень, и тут же они снова брызнули в глаза чеченца, словно давая ему команду к активным действиям.
Рудгер понял, что его товарищ мертв, лишь в тот момент, когда слева от себя он уловил движение и круто развернулся в ту сторону. Хоть он и сжимал в руках автомат, но отчетливо понимал, что именно в эту секунду он, заряженный холостыми, не поможет. Именно в эти короткие мгновения ему приходилось отбивать атаку, а уже потом давить на спусковой крючок, поднимая на ноги товарищей на базе.
Из такого положения – стоя вполоборота к противнику – Рудгер не мог уклониться от удара ножом, он механически отпрянул от нападавшего, в падении пытаясь схватить его за рукав вооруженной руки и уже на земле провести завершающую фазу наработанной связки. Падая на бок, он уже крепко держал боевика одной рукой за рукав, а другой надавливал ему на предплечье. Тут же движением головы вбок каской ударил его в висок. Удар вышел несильным, но дал латышу возможность довести прием до конца. Когда он рассчитанным и сильным движением вывернул боевику руку, хватка Косицина ослабла, и он выронил нож.
Чуткое ухо спецназовца уловило справа от себя треск сучьев, но перед этим он увидел коренастого человека, вооруженного пистолетом. В это время Рудгер буквально сидел верхом на противнике, готовый сломать ему шею, и не мог ни укрыться за ним, подтягивая его на себя, ни более или менее быстро скатиться с него, – стрелок, держащий пистолет на уровне плеч, легко достал бы его.
И все же сработала интуиция: коротким и резким движением сильных рук сержант сломал шейные позвонки Косицину.
