много времени, и голубоватый небесный простор растерзают лопасти вертолета. Он доставит его команду в любую точку области, сядет на любой охраняемый объект. И пусть на проходной сличают, сканируя, отпечатки ладоней – все это пустое. А «содержательное» опустится в центре охраняемой зоны, выпуская команду в семнадцать опытных диверсантов. Ни один объект не устоит против такой силы.
Магомедов уже слышал щелчки снайперских винтовок, видел падающих с вышек караульных, вдыхал едкий дым рванувшего у дверей ангара мощного заряда. Его бойцы разбиваются на пары, берут под контроль одно здание, второе, третье; запирают мощным огнем все выходы из караульного помещения. Ставится два, четыре, десять зарядов на цистерны и бочки, наполненные боевыми отравляющими веществами, и команда, если позволит оперативность, всем составом покидает объект. Нет – у цистерн останутся четыре облаченные в черное женщины. Они давно готовы пожертвовать собой, ждут лишь приказа от эмира джамаата.
А пока необходимо дождаться остальных – группу сержанта Литвинова. Состав ее послабее этого; но что
– Султан, бери трех человек, – отдал очередной приказ Магомедов, – тащите сюда дозорных – и мертвого, и живого. Заодно прихватите Косицина, прикопаем его где-нибудь. Шамиль и Али-Хасан пусть остаются там и смотрят в оба. Султан, я тебе говорю, – прикрикнул Адлан. – Бросай глазеть, мертвых «гоблинов» ни разу не видел, что ли?
Проводив товарищей глазами и отчетливо понимая, что сейчас он и его команда являются безраздельными хозяевами этого притихшего леса, который он подчинил себе, заставил работать на себя так же, как родную чеченскую «зеленку», Адлан наконец-то убрал ногу с груди прапорщика.
– Очухался? – спросил он. – Тогда поговорим.
– Мне с тобой говорить не о чем. Обычно я…
– Что ты обычно?.. Ну, чего ты заперхал, спецназ? Что для тебя обычно? Заткнулся? Ну, тогда я скажу, что для вас, русских свиней, дело обычное.
Как и покойный командир чеченского ОМОНа Муса Газимагомадов [13] , Адлан принадлежал к тейпу варандой, а все варандоевцы – родственники, пусть даже дальние. Все мужчины, на взгляд Магомедова, обладали еще и ораторским талантом. Сам Магомедов в течение трех месяцев обучался этому искусству в так называемом исламском институте, функционирующем на территории Дагестана.
Сейчас он не собирался выступать перед российским спецназовцем, чья жизнь подходила к концу, но красноречие бурлило в венах, обогащенный кислородом лесной воздух питал мозги. Российский воздух – но он не затуманивал разума чеченца. Наоборот, его голова работала как никогда четко. Он словно продолжил монолог, обращенный к Рудгеру.
– Сгоревшие дотла школы – вот что для вас дело обычное. Беспризорники – дело обычное. Заранее составленный МЧС план возможных пожаров и наводнений, с последующим стахановским его перевыполнением, – дело обычное. Жить в покосившихся халупах и на пепелищах – дело обычное. Жить в домах с газовыми трубами, дающими утечку, и взлетать на воздух – дело обычное. Любая цивилизованная европейская страна, найми она вашего «всероссийского бэтмена», министра по чрезвычайным ситуациям, в кратчайшие сроки развалится. Жить не просто с медицинскими учреждениями, а с центрами медицины катастроф и им подобных – для вас дело обычное. И никаких терактов не надо, сиди спокойно и жди, когда взлетит на воздух последний дом, сгорит в огне последний российский ребенок, замерзнет в своей кровати последний старик. Останутся одни бомжи.
Для вас обычное дело смеяться над собой и своими дорогами, вам никогда не додуматься до простой вещи, что, отремонтировав дороги, вы избавитесь и от дураков. Для вас привычкой стала зависть. Именно поэтому вы пришли с войной на нашу землю, где наши отцы, вернувшись в Чечню в конце 50-х, построили себе и детям красивые дома, работая по шестнадцать часов в сутки и триста шестьдесят пять дней в году, благоустроили улицы, взяли на воспитание соседского ребенка. Вам не понравился контраст: ваши убогие избы, где вам лень подмести пол, и чистота наших добротных домов. Разрушенный до основания Грозный сейчас – это то, что вам нравится, то, к чему вы привыкли, то, что радует ваш глаз: это дым пожарищ, грязь, мусор, непролазные колеи, обгоревшие останки человеческих тел. И когда мы снова отстроим город, все повторится сначала. И вот, чтобы этого не произошло, я не стану сидеть сложа руки: к чему долго и мучительно замерзать старику – он быстро скончается от ядовитого газа, который покажется ему «веселящим». Избавлю ваших детей от страданий – зачем им смотреть, как на их руках пузырями поднимается кожа, занимаются и трещат в огне волосы? – нет, они просто умрут. По-христиански? Нет, как нехристи. Моя нация богом избранная, и я готов за нее сражаться. Моя дорога – прямая, ваша – колеистая и ухабистая.
Вряд ли этот человек был маньяком, скорее всего действительно считал свою нацию богом избранной и готов был сражаться за нее. И в его мыслях было много здравого смысла. К нему как раз подходило определение «нацист». А какой он нации – чеченской, ингушской, русской – уже неважно. Все было страшно; две правды в его голове – «чеченская» и «русская» – столкнулись в кровавой битве.
27
Оглядев базу, Мельников покачал головой и присвистнул. База представляла собой подземное укрытие во дворе единственной кое-как сохранившейся избы, с входом через погреб. Лет десять, не меньше, в этом доме с провалившейся крышей и сгнившим крыльцом никто не жил. Запустение царило и во дворе; забор с двух сторон повалился вместе со столбами.
Замаскированный вход в укрытие находился непосредственно в погребе для хранения овощей на высоте полутора метров – считай, под самым перекрытием. Ротвейлер снял прогнившие и заплесневелые полки, за которыми обнаружился ряд досок; все говорило о том, что это обшивка. Однако две верхние спаренные доски снимались, точнее, проталкивались внутрь, и за ними обнаруживалось скрытое помещение: такой же, как сам погреб, высоты, но много длиннее его.
Нары сгнили, кирпичная кладка покрылась густой зеленой плесенью, вентиляционная труба, выходившая на компостную кучу, была забита мусором.
– Обустроить?! – Глаза Мельникова полезли на лоб. Фонарик в его руке казался испорченным кинопроектором и показывал совсем не то, что рассчитывал увидеть Миротворец. – Да ее проще законсервировать, чем обустраивать. Или взорвать. Это не база, это ошибка какая-то.
– Да, – согласился с ним Ротвейлер. – Без капитального ремонта тут не обойтись. – Он начал загибать свои пальцы. – Что мы имеем? Скрытое расположение базы есть? Есть. Скрытое пребывание группы здесь возможно?
