заказъ».
Боевики не стали раздевать убитых спецназовцев – для предстоящего маскарада-рисовки под вертолетом будет достаточно тех, кто позаимствовал униформу у убитых спецов прапорщика Седова. Трупы оттащили в кусты; они так и остались лежать с вытянутыми за голову руками, брошенные, никому не нужные, как на помойной окраине какого-нибудь чеченского «юрта». Боевики забрали лишь автоматы и ножи; ни жетонов, ни православных крестиков на телах спецназовцев не было: перед рейдом они сдали их старшине роты.
Час тишины после скоротечного расстрела. Капитану Шарову заткнули рот, связали руки. Из обрывочных фраз боевиков, долетавших до него, Андрей понял, что они опасаются двух разведчиков, которые утром ушли обустраивать третью базу. Именно их следы обнаружил Санчес. Их отсутствие на базе не входило в планы террористов.
Боевики передвигались по лесу бесшумно, но достаточно быстро. Андрей шел в середине цепочки. В центре. «Ослов и ученых в центр обоза». Как в воду глядел. Осел.
Впереди капитан постоянно видел спину командира рейдовой группы. Не Литвинова, нет; язык не поворачивался назвать его так. Тем более Сашкой. Было что-то мистическое в слуховых галлюцинациях Андрея, когда он, думая о Литвинове, услышал позади голос: «Его Игорем зовут. Фамилия Батерский. Он из Самары». А капитан не внял Сашкиному предостережению. Не внял голосу, который он однажды услышал по телевизору.
Обуза… Неожиданно вспомнилось это пренебрежительное и грузное слово, которое ротный отпустил в адрес Игоря Мельникова. То было в тренажерном зале, где Андрей показал класс стрельбы из «экологически чистого оружия». «Для меня это как газы спускать через подгузник», – скривился тогда Миротворец.
Вообще ротный относился к Мельникову нормально, иногда с иронией, когда с чувством смешливого и чуть бессильного нетерпения: когда он, наконец, уволится в запас? Дембельнется к чертовой матери. К чертовому папаше.
Обуза…
Может, оттого отпустил это словечко, что рядом стоял курсант? Боевой парень? Словом, не ударил в грязь лицом?
Давай, Игорек, давай, мысленно призывал Миротворца капитан Шаров. Андрею не требовалась помощь, ему был нужен человек, способный оценить ситуацию и принять необходимые меры. А там можно ждать удара в самый центр обоза, лишь бы крайних хорошенько зацепило. Только не усни на «тройке», Игорек. Не усни, секс-символ ты наш.
Глава 19
РАЗВЕДКА
48
Сначала Мельников увидел одного человека в униформе спецназа, потом другого. За пятнадцать минут наблюдения он насчитал девятерых, четверо из них были одеты в теплые куртки и вязаные шерстяные шапки.
Миротворца от базы отделяло тридцать метров, он подобрался к ней с западной стороны, оттуда, где его и Ротвейлера ожидали меньше всего. То был единственный, наверное, участок, где не стояло охранение.
От ближайшей рощицы Мельников, сбросив с себя и походный ранец и куртку, налегке прополз между кустами, на время затаился за березовым пнем, где находился тайник. «Интересно, что было в том пакете, который извлек из тайника прапор Седов? – задался вопросом Мельников. – Какое такое задание?» Оставшиеся семьдесят метров он преодолел все так же по-пластунски. И занял позицию за небольшим кочковатым холмиком, который и формой, и размерами походил на могильный.
Игорь остался спокоен и неподвижен, когда увидел первого боевика. Он хорошо изучил повадки «чехов» – как они носят оружие, как передвигаются, поэтому его не сбила с толку спецназовская униформа. Он лишь крепче сжал рукоятку ножа: «Чех». И тут же сделал подсознательный вывод: Батыя убил не этот «чех» и не другой, которого он увидел чуть позже. Батыя убил
База уже не была базой как таковой. Сейчас она больше походила на лагерь, в котором царила строгая дисциплина. Боевики хоть и передвигались по лагерю, но делали это совершенно бесшумно. Незаметно – это вряд ли. Наверняка надеялись на охранение.
Крышка запасного выхода была откинута; что внутри – можно только гадать. Но там минимум пять трупов; трудно представить товарищей, которые снимают с себя форму и передают ее боевикам. Тем не менее в жизни всякое случается. Просто спецназовский дух это отвергает. Но нет – не нужно долго знать, например, Рудгера, чтобы понять хотя бы одну вещь: латыш на колени не встанет никогда.
Миротворец был хорошо обучен ножевому бою, здорово стрелял из автомата и пистолета. И если бы его спросили, какому виду оружия он отдает предпочтение, то он ответил бы: «Мортире», имея в виду миномет. Действительно, решенный вопрос повышения огневой мощи спецназа. Он бы на память и без запинки привел все его достоинства, включая его высокую точность и скорострельность, дальность стрельбы, гарантированное поражение живой силы и техники, использование тактики кочующих огневых средств плюс наличие нескольких типов боеприпасов – осколочно-фугасные, зажигательно-дымовые, управляемые и их универсальность под любой миномет данного калибра, что позволяет широко использовать трофейные боеприпасы.
Когда была возможность накрыть боевиков из миномета, Миротворец не пренебрегал ею. А потом по фрагментам тел подсчитывал, сколько боевиков было в банде. В его группе дело редко доходило до рукопашной, до штыкового боя – никогда. Хотя, как учили: «Штыковой тренаж придает солдату уверенность в своих силах, повышает ловкость, воспитывает агрессивность». А агрессивность, даже враждебность, спецназовцу необходима.
Вот как сейчас, когда, казалось бы, Мельников и внутренне, и внешне был спокоен.
Миротворец понимал, что без «языка» тут можно лежать вечно. Взять его – не проблема. Однако чеченцы, словно перекликаясь, мелькали друг у друга перед глазами. И на суету это не похоже.
Что они замыслили? Ответ был рядом и очень простой. Теракт. Можно сказать, уже совершенный. Можно назвать его и спецоперацией боевиков, но смысл не изменится. Двадцать российских спецназовцев
