Особо охраняемый объект

– Хочу еще раз посмотреть на него.

– Я сам его еще не видел, – отрезал Красин. – Он подошел к столу, вынул камень из мешочка и положил на бархотку. Его задача – осторожно поворачивать камень, рассматривая через увеличительное стекло площадку – большую грань в верхней части камня, параллельную пояску, до тех пор, пока в одном из ракурсов двоение ребер у циркона станет незаметно. В этом единственном положении подделка станет неотличима от «Шаммурамата». И этот момент был жизненно важен для Красина. Он надеялся на то, что «долбаный еврей, помешанный на пасхальных яйцах» удовольствуется созерцанием камня под тем углом, под которым он его установил, а точнее, на то, что камень его заворожит. Он увидит ребра задних граней четкими линиями, что и требовалось.

Красин, едва взглянув в лупу, покрылся холодным потом. «Надо же, – облегченно выдохнул он, – попал с первого раза». Ребра задних граней вытянулись в струнку, были такими четкими, что резали глаза.

– На, смотри. – Сергей уступил место за «станком» Хинштейну. И мысленно руководил его действиями. «Смотри, урод, только ничего не трогай. Представь, что ты на МКС, а под ногами у тебя триста шестьдесят километров». На самом деле эта пугающая пропасть будто разверзлась перед Сергеем.

И снова мысли торопят, издеваются над ним. Он видит себя в банке: заполняет депозитную карту, спускается в прохладное хранилище, получает ключ; вместе со служащим проходит в святая святых хранилища, похожее на морг для гномиков, где в каждой ячейке-гробике хранятся несметные богатства: ценные бумаги, деньги, драгоценности, компрометирующие материалы. Но все они не стоят того, что Сергей доверяет одному из отделений. Он отказывается от предложения служащего воспользоваться столом, стоящим посреди прохладного зала, и опускает мешочек с камнем в стальной пенал, задвигает его, закрывает своим ключом, подзывает служащего: «Я закончил». Поворот другого ключа – и можно спать спокойно. «Господи, дай мне хотя бы одну спокойную ночь…» С небес несется насмешливый ответ: «Не дождешься».

Новая холодная волна накатила на Сергея, когда Хинштейн, налюбовавшись одинарной рефракцией, потянулся к камню, чтобы повернуть его, и…

Красин живо представил себе коллекционера с выпученными, налитыми кровью глазами. Услышал его шипение: «Ты кого хотел провести, паскуда?!» – «А что такое? Разве мы не летим на Кайманы?… Какие грани? Ты давно водку из стакана не пил – там столько граней…»

Сергей был готов лопнуть от напряжения, но неожиданно рассмеялся.

Хинштейн обернулся.

– Чему ты радуешься?

– Подругу вспомнил. Надо же, она меня бросила.

– И записку не оставила? – хохотнул Хинштейн.

– Оставила. «И долго ты будешь видеть во сне мои голубые глаза на сосне».

Хинштейн снова потянулся к камню.

«Давай, давай, исправляй двойки». Теперь Сергей торопил хозяина дома, упивался предстоящим зрелищем. И, как бы между прочим, отметил «локейшн» телохранителей. Их было двое, и стояли они, закрывая руками промежности, по стойке смирно, перекрывая путь к отступлению. Сергей повернулся к ним лицом и спросил:

– Ребята, вы сегодня завтракали? Снова овсянка?

– Не задевай их, – услышал Сергей, – они могут обидеться. И даже я не смогу их остановить.

– Я сам остановлю, – пообещал Красин и снова включился в игру, посылая Хинштейну мысленные месседжи. «Теперь этот булыжник твой. Сходи к своему личному проктологу, он вправит его в твое дупло. А я… Что же, я выхожу из игры. В огне брода нет».

Вдруг он замер от неожиданности. Хинштейн, повернув камень, впился в него глазами, недоверчиво покачал головой.

«Вот оно. – Сергей приготовился к защите, выбрав способ нападения. – Начинается».

Еще один вздох Хинштейна. Еще один взгляд Красина на телохранителей – не поменяли ли они позы. Нет, стоят на месте, как папа поставил: к двери задом, к шефу передом.

– Не могу поверить… – выдавил из себя Хинштейн.

Эти слова стали сигналом для Сергея Красина.

– До чего же он красив…

«Что?!» Красин едва не оглох от мысленного выкрика. «Что он сказал?! Красив? Или он издевается?»

– За ночь я забыл, до чего же он прекрасен. Какие линии, какие грани – четкие, безукоризненные. И это работа мастеров, живших двести лет назад. Невероятно.

Невероятно.

Красин видел Хинштейна со спины, но мог поклясться, что сумел различить не маску, а истинное выражение: удивление, поклонение, любовь, нежность.

Этого не может быть.

– Дай я посмотрю. – Красин плечом оттер Хинштейна от стола и уставился в лупу. На миг ему показалось, он видит не камень, а свое отражение – громадный, в пол-лица, глаз, натуральный циклоп. И пальцы в лупе соответствующего размера. Они ворочают камень. А глаз не в состоянии уловить даже намека на двоение.

Что происходит?

Сергей отчего-то гнал откровение: камень был настоящий, и назывался он «Шаммурамат». «Дикарка ошиблась, Дикарка ошиблась», – несколько раз повторил он. И – новое откровение: нет, не ошиблась. Что стало для Сергея переломным моментом. За сомнениями, которые одолевали его, стоял выбор. Камень, за которым он гонялся, которым грезил наяву, снова вернулся к нему, и в этом он различил руку судьбы. В неделящихся ребрах граней он сумел рассмотреть лицо Тамиры и чуть слышно прошептал:

– Спасибо…

И, отрываясь наконец-то от лупы, глядя в глаза Хинштейна, раздельно произнес:

– Камень не продается.

Хозяин впал в ступор, казалось, врос в кресло, которое пустило корни, мигом опутавшие его тело.

– Я раздумал продавать камень, – повторил Сергей. – Было бы глупо расставаться с ним, правда?

– Ты раздумал продавать камень, – как попугай повторил Хинштейн, но с иными интонациями: в них слышалась неприкрытая угроза. Человек универсальный – способный найти общий язык с политиками, братвой, которая в девяностых и в начале нового века крыла его бизнес, с контрразведчиками, промышленниками, проститутками, даже глухонемыми бомжами, – он потерял дар речи. Только вчера он посчитал камень своим…

Красин оказался прав: Хинштейн был хозяином положения. Он, отдавая приказ своим телохранителям, ничем не рисковал. Он был уверен, что всплывший в Темзе труп не будет опознан. После того как он побывает в руках двух костоломов, его будет не узнать.

Сергей схватил камень и сунул его в карман. Отбросил стул, на котором сидел, и быстро отошел на середину гостиной. И опередил двух шкафов, надвигающихся на него. С шагом вперед он изо всех сил ударил ближнего к нему телохранителя в пах. Тот еще не успел согнуться пополам, а Сергей уже несся навстречу второму. Низко нагнув голову, он врезался ему в грудь и тотчас схватил его за бедро. Продолжая давить и наваливаться на противника, Красин довез его до стены и вовремя отпустил, убирая голову. Телохранитель ударился затылком о каминную полку и сполз на пол. Сергей тут же вооружился кованой кочергой и добил охранника прутом. Хищно глянул на Хинштейна:

– Меня так, без хрена, не возьмешь.

И ушел по-английски, не прощаясь. Хотя, на взгляд Хинштейна, полковник ФСБ обязан был остаться. Хозяин дома только фыркнул, как гнедой, роняя на пол слюни…

Минуту назад он, недоверчиво кривясь, разглядывал и любовался игрой камня, думал о том, как оборудовать одну из комнат, установив там «банковскую» защиту от проникновения извне. «Придется раскошелиться».

Боже, какой кретин.

В этой связи Хинштейн глянул сначала на одного, потом на второго телохранителя. Один уже начал