– Пан Новак, уверяю вас, что это моя вина. На отдыхе я становлюсь несерьезным человеком. Я балагур, люблю пошутить. Но вам-то зачем брать с меня пример?
– Я не шучу, Петр. Сегодня уже поздно, но завтра с утра мы возвращаемся назад.
Из палатки показалась голова Кроужека:
– Ян, я слышал, ты говорил о возвращении. Как тебя понимать?
– Тебе следует понимать меня как начальника твоей охраны, человека, который отвечает за твою жизнь.
– О черт! – Мирослав скрылся в палатке. Повозившись там с минуту, он вылез. – Объясни все подробно, – потребовал он.
– Я сам пока мало знаю, но и этого достаточно для серьезных опасений.
Вице-премьер топнул ногой.
– Да не тяни ты душу! – Он был бледен, как-то внезапно сгорбился, постарел.
Новаку стало жаль его:
– У меня есть основания считать, что у русских произошло что-то серьезное, из-за чего они и свернули базовый лагерь, перенеся его за ледопад. На месте их стоянки Павел Немец обнаружил следы крови.
– И это все?
– Если для тебя этого мало, то для меня более чем достаточно. За твою безопасность отвечаю я. Меня и так тревожило поведение русских, а после сообщения Павла Немеца все еще больше запуталось и усложнилось. Это уже не тревога – я чувствую какую-то опасность.
– Подожди, подожди. – Вице-премьер подошел к Новаку вплотную. – Подожди, Ян. Не надо рубить сплеча. Где опасность, с какой она стороны? Там? – Кроужек вытянул руку в сторону скальной башни, куда направлялась российская экспедиция. – Или там? – он перевел руку в сторону ледопада. – Но русские, если опасность исходит от них, удаляются от нас. А подступы к лагерю-1 надежно прикрыты твоими людьми и непальскими солдатами. Оба отряда вооружены, не так ли?
– Так-то оно так… – Новак тяжело вздохнул. Разговор предстоял трудный. Очень трудный.
– Не знаю, Мирослав. Но чутье меня никогда не подводило. Я научился различать запах опасности. Это моя профессия.
Стоящий справа от Новака Петр Миклошко несколько раз шмыгнул носом.
– А я ничего не чувствую. Для всех по-прежнему пахнет томатным супом, а для меня – жареным мясом. Вы почувствовали, господа, как ловко я выделил слова «жареное мясо»?
Новак промолчал, он все больше хмурился, бросая взгляды к подножью скальной башни. Базилевич смотрел в ту же сторону. Кроужек слегка просветлел лицом, он не спускал глаз с воодушевленного пресс- секретаря.
– Придется вам, господа, снова положиться на меня. Мудрый пан Миклошко снова выручит вас. – Он дотронулся до головы. – Это банк. Сейчас я наберу шифр и извлеку из него нужный документ. Вжжжииик! Готово. О! – Миклошко порылся в воображаемых бумагах. – У меня целых два документа. Один датирован 17 апреля 1974 года. А второй… Сейчас посмотрим…
«Когда кончится этот балаган?! – Новак теперь уже с неприязнью глядел на дурачившегося пресс- секретаря. – Пятьдесят лет уже скоро…» Он открыто махнул рукой.
Миклошко не заметил этого жеста, занятый своими «бумагами». Базилевич готов был расхохотаться над чиновником МИДа и сдерживался только усилием воли.
– Ага! – воскликнул Миклошко. – На втором документе стоит другая дата, это… 25 апреля 1974 года. – Он бросил взгляд на Кроужека. – Только не говори, что ты тоже додумался до этого.
– Клянусь, дармоед, я уже все хотел объяснить Яну, как ты…
На глаза Новака набежала пелена. Сейчас последует еще одно объяснение, подобное бреду о «скользящем вверх-вниз флаге». И опять обвинят русских. Скажут, что они слезли, наконец, с пальмы, но тут же полезли в горы. Час от часу не легче. Новак призвал все силы и округлил глаза на Миклошко: «Давай выкладывай, что ты там нарыл в своей голове».
– Итак, зачитываю документ от 25 апреля, второй то бишь. Прямой речью там выделены следующие слова: «Господа, вы помните яка, который погиб при восхождении? А что, если нам купить его у шерпов? И мясо, и шкура. Шкуру можно высушить и спать на ней».
– Почти дословно, – вставил Кроужек. – Польская экспедиция 1974 года действительно недорого купила погибшего яка, надолго обеспечив себя мясом.
– А шкура сушилась на палатке, – ввернул Миклошко.
Базилевич не выдержал и захохотал, хватая простуженным горлом морозный воздух. Новак крепился ровно полсекунды и присоединился к помощнику.
Он же первым и утер слезы, сказав:
– Упокой, господи, душу того яка и прости мою. Но не хотите ли вы сказать, что на камнях осталась его кровь?
– Чего?!! – пресс-секретарь выпучил глаза. – Да вы, пан Новак, переплюнули самого себя! А меня так обрызгали совсем.
Мирослав отстранил плечом старого друга:
– Это аналогия, Ян, не более. Ну и что, что на камнях обнаружили следы крови? Русские могли забить там какое-либо животное, купленное у шерпов.
– А посему я зачитываю документ номер один.
– Нет, – остановил пресс-секретаря Кроужек. – Позволь, этот грех возьму на себя я. Мы тщательно изучали записи, сделанные поляками, нашими предшественниками. Нам предстояло пройти тем же путем, а потому в голове отложились почти все подробности их экспедиции, даже курьезные. Группа, прокладывающая дорогу через ледопад, из-за всевозможных неурядиц со стороны непальских властей скудно питалась, и мясо барана, купленного в поселении шерпов, пошло им не на пользу.[3]
Новак посерьезнел:
– Эти веские доводы говорят в пользу продолжения восхождения. Я не могу их не принять. Но, Мирослав, пойми и ты меня.
Кроужек опустил голову. Он долго рассматривал свои незашнурованные ботинки.
– Хорошо, Ян. Поступай так, как нужно поступать. Но ты лишаешь меня последнего шанса. Я больше никогда не смогу вернуться сюда. Никогда. А если честно, то я не мечтал, что когда-нибудь смогу ступить даже на это плато. – Мирослав поднял голову, простер руки кругом. – Но я здесь. Впереди высота, горы, стремление. И ты здесь. Ты не в силах бросить тень на горы, но ты бросаешь тень на меня. Сейчас ты в моем понимании – вершина, единственная на моем пути, которую я так и не преодолею.
Кроужек в упор посмотрел на Новака. Тот отвел глаза.
Вице-премьер понуро побрел к палатке.
– Погоди, Мирослав! – Начальник охраны быстро догнал его. – По-человечески я тебя понимаю и… В общем, решай сам.
Мирослав обнял товарища, похлопывая его по спине:
– Спасибо тебе… Ты вновь даешь мне шанс.
Глаза Базилевича источали порицание.
А Петр Миклошко словно выдохся. Он стоял усталый, изможденный, но с приподнятой головой; казалось, он молится богу…
Офицер связи вышел в эфир и запросил у поисково-спасательной базы в Гхунзе сводку о погоде и о русской экспедиции. Получив благоприятную сводку синоптиков и услышав проклятия в адрес русских («Они не выходят на связь!»), офицер доложил об этом Новаку.
Еще через некоторое время Базилевич указал рукой вверх.
Начальник охраны даже без бинокля разглядел одинокую фигурку, следующую за основной цепочкой очень странных альпинистов.
– Отстал, что ли… – протянул Новак.
– Наверное, – отозвался помощник. – Но тогда получается, что русских двенадцать человек. Откуда двенадцатый? Включили в состав еще одного?
Сзади раздался подсевший голос Петра Миклошко. Он был один поблизости с телохранителями вице-
