виду.
– Господа, – снова завелся неугомонный Миклошко. – Хотите, я вам расскажу о событиях, которые произошли 30 мая 1975 года?
Начальнику личной охраны вице-премьера хотелось во все горло крикнуть: «Нет!!» и вызвать тем самым обвал в горах, который воспрепятствовал бы дальнейшему восхождению. Но он не закричал, зато глаза его орали: «Если можно, ПЕТР, – заткнись!! Твои правдивые рассказы и такое же умение все объяснить уже сидят у всех в печенках!» Невероятное словоблудие!
Миклошко не уловил отчаянных призывов Яна Новака.
– Я помню толстенный слой инея у себя на бороде, был страшный мороз, – вдохновенно начал он. – Я кричал, чтоб все поднимались: «Уже утро!» И действительно, солнце уже выползало из-за гор. По моей команде все встали. Мы привязали к ботинкам кошки и связались веревкой. В путь! Я впереди, за мной – Мирослав на блок-карабине… Сначала идти было легко, плотный фирн хорошо держал нас, но потом пошли надоевшие еще на ледопаде участки глубокого свежего снега, торосы… Нам было трудно, на нас действовала высота. Она довлела над нами, давила правильной формы пирамидой Кангбахена, темнела вершиной Западной Канченджанги – Джалунг-Кангой.
Миклошко сделал паузу, протянув руку к термосу Мирослава.
– У тебя свой есть, – сухо отрезал вице-премьер, потягивая мелкими глотками горячий чай. – Вот ты все время говоришь: я помню, я закричал, я впереди… Такое чувство, что это ты руководил экспедицией и постоянно торчал впереди. А все остальные, как неприкаянные, подавленные твоей тиранической властью, плелись в хвосте. Тебе не кажется, что это… не очень, а?
– Так это же я рассказываю! Попробуй ты, и у тебя получится то же самое: я встал, я впереди. Попробуй, попробуй.
– У меня так не получится. А если быть до конца искренним, то о дне 30 мая 1975 года я могу сказать только одно: «Мы покорили Кангбахен!» И все, Петр. Никаких сосулек на бородах, никакого мороза – я этого не помню. У меня осталась в голове только одна фраза: «Мы покорили Кангбахен!»
– Ты серый человек, Мирослав.
– Это твое право так считать. Только я не пойму, к чему ты завел этот разговор.
– К чему? – переспросил Миклошко и грустно улыбнулся. – Да к тому, что нам никогда уже не стоять на пике Кангбахена. Это там, внизу, в Чехии, в кабинетах нам казалось все легко и доступно. Мы забыли обо всем. А ты – в первую очередь. Ты помнишь только одну фразу, но забыл «о сосульках на бороде». Но я-то все помню! А еще мы забыли о своем возрасте. И только здесь он вырос перед нами, как наш пик Кангбахена. Нам никогда не стоять на его вершине. Тогда мы были на нем в последний раз.
– Что за настроение, Петр! – вскричал Кроужек. – Ты болен?
– Да, я нездоров. Я болею своим возрастом, своей памятью. Это они, – Миклошко кивнул на Богумила Слончика, – будут обнимать друг друга на вершине горы, а не мы. И даже не в ближайшее время. Не с нами, стариками. Я сдался. Эйфория растаяла, и я с ужасом смотрю даже вон на ту скалу, в которой нет и тридцати метров. А впереди – километры. Помяни мое слово, Мирослав, не пройдет и двух дней, как мы повернем назад.
– Бред какой-то! – Кроужек мотнул головой, прогоняя наваждение, явившееся в виде переменившегося товарища. – Петр, у тебя депрессия, ты переутомился. Еще с полкилометра – и мы сделаем привал на ночь. Ты отдохнешь, тебе будет легче.
– Ничуть не бывало. Может, ты и сильнее меня, но сейчас силы измеряются совсем по другой шкале. Эта шкала называется временем. Ты сильнее меня только на два-три дня.
– Петр, клянусь, ты зря завел этот разговор.
– Может быть, – пожал плечами Миклошко. – Но я не собираюсь судиться с тобой.
Ян Новак, жалея пресс-секретаря, отметил про себя, что его последняя фраза – единственная мрачная шутка за все время подъема. Он забыл обо всем на свете, глядя на сгорбившуюся фигуру Миклошко, его опущенные плечи, прячущиеся глаза. Он еще не сломался – он будет идти, пока хватит сил, но вот цель впереди рухнула. Гора осыпалась камнями и припорошилась сверху снегом.
Из задумчивости его вывел офицер связи Марек Рада:
– Шеф, с нами только что связалась поисково-спасательная база. Русские ответили. С ними все в порядке.
– С кем они разговаривали, об этом ты не спросил?
– Как вам сказать, шеф… Извините, нет. Не догадался. Но дежурный Дорджи сообщил, что на связи был начальник экспедиции Скоков и офицер связи Паненок. Он говорил с обоими.
– Как они объяснили свое молчание?
– Об этом Дорджи не сказал. А мой вопрос показался бы ему некорректным.
– А скорее всего ты и об этом забыл, – сказал Новак.
– Извините.
– Что еще?
– Ничего, шеф. Я сказал дежурному, что мы рады за русских.
– И все?
– Нет, еще прогноз погоды. Синоптики обещали эту ночь без снега, ветер юго-западный, температура ночью…
– Достаточно, – перебил его Новак. – Отсутствие снега – уже хорошая новость, – переиначил он поговорку.
К нему подошел Мирослав. Усталый, небритый, похожий на кого угодно, только не на чиновника высокого ранга. Да и на альпиниста он мало походил. Горный вариант Бена Гана из «Острова сокровищ» Стивенсона. В его образе читалось многое: опасное восхождение, одинокая затерянная гора с брошенным на ней человеком, клад,
Он не был ни новым романтиком, ни просто романтиком. Новак вывел свое определение состоянию шефа: «олдромантизм». И не сомневался, что разговор пойдет о другом старом романтике. И не ошибся.
– Ян, я думаю, нам нужно как следует отдохнуть, – сказал Мирослав. – Ты видел, в каком состоянии Петр?
– Видел, конечно, – подтвердил Новак, выразительно поиграв бровями.
– Сделаем привал на ночь и останемся в лагере еще на сутки.
Офицер связи, как по стойке смирно, стоял рядом и смотрел Кроужеку в рот.
Новак отпустил его. И уже без свидетелей сказал шефу:
– Да, Мирослав, отдых вам необходим.
Глава 7
18 апреля
1
Шеель встал в это утро, как обычно, первым. Погода безветренная, ночью в течение короткого времени по крышам палатки побарабанила снежная крупа. Даже не замела чьих-то следов. Шеель с хрустом потянулся, оглядывая цепочку четких отпечатков: они уходили вверх. Командир «Красного спасения» быстрым взглядом окинул все пространство лагеря, ища обратные следы. Не нашел. Человек не вернулся.
Капитан подошел к палатке, где вместе с ним и Кепке ночевали Больгер и Вальтер Майер.
– Что случилось? – спросил Кепке, выбираясь из палатки. Командир тем временем будил Йохана Фитца и Вестервалле; Скоков и Паненок были на месте.
Капитан вместо ответа показал рукой на следы.
Кепке провел ладонью по лицу:
– Черт! Все на месте, Ларс?
– Вроде бы. Посмотри Алину.
– Какую Алину?! – Рядом с незнакомым следом Кепке сделал оттиск подошвы своего ботинка. – Следы сорок шестого размера! Такие ботинки есть только у Вестервалле, Вальтера и Лемке… Были у Лемке, – поправился помощник.
Шеель нервничал.
