зная о нем, нанес короткий и хлесткий удар.
Контроль на государственном уровне… Даже вневедомственный контроль мог поставить крест на работе Кашинского; его карьера давно закончилась, он бился лишь о внешние ее стенки.
«Держать, держать удар!» – мысленно семафорил ему Бобров. «Я беременна – это временно». Умчится эта тройка, и все рассосется.
Кап-три встал и слегка наклонился вперед. «Зря я про удар просемафорил, – покачал головой Олег. – Как бы начбазы паралич не хватил. Шея у него короткая. Предрасположен», – отрывисто закончил Бобров.
А на лицо Тритоныча вернулись жизненные краски. Он снова улыбался, как пять минут назад, часто помаргивая редкими белесыми ресницами. И голос его не изменился:
– Сейчас позову. Я вам больше не нужен? – кап-три надел фуражку, аккуратно поставил стулья на место, вровень с пустующими, придвинутыми к столу. Что-что, а порядок он любил.
Выйдя на палубу, Кашинский рванул с надстройки первое, что попалось под руку, – спасательный круг, вырвав из крашеной доски два крюка, – и зашвырнул его в воду. В ответ на выпученные глаза вахтенного Тритоныч рявкнул на весь Каспий:
– Человек за бортом!!!
Олег Бобров удивленно поднял бровь. От его внимательного взгляда не ускользнули две едва приметные улыбки. Одну из них – «горизонтальную» – едва ли можно считать улыбкой, казалось, Виталий Козырин больше гримасничает, как обезьяна; если бы каперанг попробовал сотворить нечто подобное на своем лице, у него бы задергались щеки, шейные мышцы.
Вторая улыбка принадлежала вошедшему в кают-компанию командиру группы спецназа капитан- лейтенанту Якову Моравецу, потомственному чекисту. Синхронно у них это вышло, подметил начальник разведотдела, словно тайно обменялись приветствиями два хорошо знакомых человека.
Капитан Моравец, одетый в синий комбинезон подводника (хотя таковым и не являлся), тельник и пилотку, обратился к единственному в кают-компании человеку, на ком была военная форма:
– Здравствуйте, Олег Васильевич. Разрешите?
– Здравствуй, Яков Николаевич. Заходи, – кивнул 28-летнему офицеру Бобров.
Для себя он уже принял решение. В какой-то степени Козырин на примере начальника базы и ему преподнес урок. Неизвестно еще, какая домашняя заготовка имеется у госчиновника на разведчика. Олег перелистал в уме свою безупречную репутацию. Все в ней черным по белому, ни одной кляксы. Как по служебной линии, так и в личной жизни. Отличный семьянин, имеет семилетнюю дочь. В связях, порочащих его, замечен не был. В общем, все как в кино, включая нордический характер и преданность делу.
Он хорошо знал и понимал значение термина «работа на правительство». Сегодня познакомился с аналогом: работа на федеральный орган государственной власти. Собственно, разница лишь в названии структур; а о могуществе людей, стоящих за ними, лучше не думать – спать будешь крепче. Начнешь играть с ними, будешь спать с открытыми глазами.
Бобров не хотел заглядывать ни в какие бумаги; знакомиться с ними было равносильно получению письменного приказа. Ему за глаза хватало устного, полученного от начальника штаба Попова: «Следуй в их кильватерной струе». И все это в рамках уже упомянутого сотрудничества.
Поджидая капитана Якова Моравеца, Бобров сделал телефонный звонок.
– Катенька? Здравствуй. Это дядя Олег. Почему не в школе? А, понятно. Папа дома? А мама? Жаль… Слушай, ты же в музыкальной школе учишься, на пианино, да? Ах, на фортепиано, извини, пожалуйста. Скажи-ка мне, как называется отрывистая игра? Да, правильно, чтобы пальцы отскакивали. – Не обращая внимания на вытянутые лица «федералов», каперанг продолжил разговор, черкая что-то на бумаге: – Стаккато? Ага, записал. Еще пиццикато? Есть, понял. А трактет – это что за зверь? Не «дед», а «тет». Не проходили еще? Ну что ж, спасибо. Удачи тебе. Что-что? Трактат? Нет, это не из той оперы.
Положив трубку на рычаг, Бобров сделал попытку объясниться:
– Кроссворд в «Зятьке» разгадывал. Одно слово не угадал. Приз – японский телевизор.
Козырин перевел красноречивый взгляд на Михаила Никитина с белесыми глазами: «С прибабахом мужик».
Представив гостям командира группы флотского спецназа и продолжая краем глаза наблюдать за ним, занявшим место Тритоныча, Бобров коротко развел руками и вопросительно округлил глаза: «Продолжим?»
Виталий Козырин настраивался недолго. Он с минуту молчал, оставив зажигалку в покое, и покручивал на столе пустую чашку.
– Все, что я скажу дальше, является государственной тайной и не может выйти дальше этих стен. Надеюсь, предупреждать вас и давать какие-либо инструкции не имеет смысла. Полагаю, это понятно каждому.
«Сейчас он скажет: «Итак, господа присяжные заседатели…» – предположил Бобров, – и его понесет, как Остапа Бендера».
Однако Козырина «понесло» без лишнего словоблудия:
– На Комитете мы обсуждали проблему, – продолжил Виталий, увидев согласные кивки собеседников, – связанную с полученной по каналам военно-морской разведки информацией. Обработка данных идет полным ходом. Однако, чтобы не терять времени на этом этапе, было принято решение приступить к подготовке третьей фазы: реализации уже имеющихся разведданных.
Бобров машинально покивал: все верно. Это три составляющих деятельности разведслужб: получение информации, ее обработка и реализация. Сейчас речь шла о реализации разведданных группой боевых пловцов «Гранит». Разумеется, работа носит диверсионно-подрывной характер. Как говорится, работа по специальности. Может, она и ко времени, незаметно вздохнул Бобров. Засиделись ребята, уже несколько месяцев ничего конкретного, полный штиль.
