Расположение каюты второго, сменного, капитана командир группы диверсантов мог найти с закрытыми глазами. Моравец досконально изучил план роскошного парома и вот сейчас, продвигаясь вдоль левого борта седьмой палубы, точно знал, что под ним – каюта номер 646, а сразу за лестницей, или трапом, устланным ковровой дорожкой, – номер 652.
Капитан возглавлял тройку диверсантов; вместе с ними неотступной тенью следовал Алан Боциев со своим компьютером. Они скрылись в проеме трапа, когда впереди обозначились три фигуры, вышедшие из номера 742. Бойцы изготовили ножи и бесшумные пистолеты. По ходу движения – лифт, возможно, эта тройка арабов направляется в ресторан.
На руку амфибийной группе играл тот факт, что обслуживающий персонал «Мавритании» на этот рейс был неполным. Вместо почти двухсот человек обслуги и экипажа – порядка пятидесяти. И вообще сейчас на морском теплоходе царила какая-то мертвая атмосфера. Ночь, обслуги не видно, пассажиры в определенном смысле – люди воздержанные. Хотя… не совсем. На четвертой палубе, на корме, располагался большой ресторан с танцплощадкой, кажется, оттуда раздавались звуки музыки.
Мелодичный звонок лифта, и дверцы пропустили трех пассажиров.
Саша Большой выглянул из-за угла и подал знак товарищам: чисто.
742-й номер был четырехместным, оттуда вышли трое, прикинул капитан. Там теперь либо никого, либо остался один пассажир. И дверь, кажется, открыта.
«Саша, – показал Моравец бойцу, – страхуй нас из четыре-два».
«Понял», – кивнул дагестанец и скрылся в номере. Моравец проводил его взглядом, прислушался… Тихо. Так и должно быть.
«Входим все сразу», – показал он бойцам, стоя напротив каюты сменного капитана, наверняка зная, что дверь не заперта: офицеры на кораблях редко закрываются.
Капитан проснулся от нехватки воздуха. Его пальцы вцепились в чью-то руку. Дежурный свет, горевший справа от двери, творил со сменным капитаном невероятные вещи. Его глаза натыкались то на сероватое лицо, то на мифические расплывчатые фигуры, будто зависающие в воздухе. Наконец хватка неизвестного ослабла, и капитан близко-близко увидел безбликовый титановый клинок ножа с зубчатой пилкой для перепиливания. В спокойной обстановке он мог бы по достоинству оценить этот универсальный нож, который одинаково хорош и при разминировании, и для ближнего боя.
– Я спрашиваю, ты отвечаешь, – по-английски тихо произнес Моравец. – В каком номере остановился шейх Али-Шариф? Долго не думай, «люксов» на пароме всего восемь.
– Семьсот четвертый, – прохрипел капитан.
– Так, еще раз. Я говорю о шейхе Али-Шарифе. В каком номере он остановился?
– Семьсот четвертый.
– И еще раз.
Сменный повторил снова. Он был одет в форму иранского морского офицера. Спал он в рубашке и брюках, китель висел на вешалке рядом с дверью. Его каюта не отличалась ни размерами, ни роскошью, «обычная» капитанская каюта: с задней комнатой, туалетом и умывальником.
– Где находится охрана Шарифа?
– По бокам его каюты – два номера.
– Сколько человек?
– … Восемь, думаю.
– Подумай еще раз.
– Восемь.
Моравец снова вышел на связь с Вороной:
– Берите трап между первым и вторым лифтами.
Глава 7
Огни Святого Эльма
В коротком коридоре, словно в мягкой эластичной трубе, отдавался легкий шум машины. Почти невесомый, мягкий, как кошачья поступь, но он никогда не отпускал, он был неотъемлемой и необходимой частью морского лайнера. Без него терялось бы чувство свободного движения по волнам, чувство времени. Здесь оно текло неспешно, даже замедленно, как в приятном предутреннем сне.
И этот симпатичный сон был нарушен двумя диверсантами. Саша Большой и Крекер уже вели беседу, появляясь из-за поворота. Они шли неторопливой походкой: Даев держал правую руку в кармане брюк, а левую сунул, как Ленин, за жилетку; руки Шумилова были свободными, он, повернув голову к товарищу и не обращая внимания на двух охранников, стоявших по обе стороны каюты Али-Шарифа, повествовал на русском:
– …тебя там не было. Мы обугарались всей командой. Короче, готовили операцию и отрабатывали действия на схожем объекте – нашли брошеный двухэтажный дом на пустыре. А там, как оказалось после, заночевали две подруги. Мы с Серегой Перминовым, одетые в черную униформу и с автоматами на груди, спускались с крыши по канату. Когда оказались в окнах головой вниз, увидели перед собой телок. Веришь или нет, но в ступоре они находились считаные мгновения. Знаешь, что сделала одна подруга?
– Нет, – ответил, улыбаясь, Саша Большой, открыто и беззаботно глянув на секьюрити шейха. До них оставалось пара-тройка шагов. Они стояли, не шелохнувшись, лишь обменялись взглядами. Двое незнакомцев, одетых в дорогие костюмы, общались на непонятном языке, и их намерение пройти мимо охраняемой каюты читалось с момента их появления в коридоре. – А что она сделала? – спросил дагестанец.
– Подошла к окну… и поцеловала Серого. – Крекер рассмеялся. – У него глаза на загримированный лоб вылезли. Он потом признался: мол, это был лучший поцелуй в моей жизни. Я понимаю его: голова
