– Большие деньги, – сказал Сергей, словно отвечая на свои мысли. – Но меня больше всего интересует другой вопрос: что произошло на «Мавритании»? Почему она вдруг нахлебалась воды?
– Боюсь, гибель парома и команды диверсантов входила в планы Козырина. Он метался по катеру со спутниковым телефоном, ждал связи. Но звонка, по-видимому, так и не дождался. И еще один момент. За несколько дней до операции погиб агент, работающий под псевдонимом Турок. Считай, на нем оборвались все связи, ведущие к этому делу. Остались мелкие сошки, но ничего толкового от них не добьешься.
Бобров искоса глянул на друга.
– Ты чего-то недоговариваешь, Олег.
Каперанг долго молчал.
– Мне отрежут голову…
– И даже быстрее, чем ты думаешь, – поторопил его лейтенант.
– Гамма – агент ГРУ в Энзеле – сообщил, что через него Яков вышел на «сапожника» и заказал паспорт на имя Романа Войцеховича.
– Предусмотрительный, гад! – Сергей сжал кулаки. – Все заранее спланировал.
И сбавил обороты: «Про покойников или хорошо, или ничего. Яков сейчас, наверное, кульбиты на дне морском выделывает. Икает, блин!..»
– Ну и за что тебе отрезать голову, не пойму?
– Это случилось… – Бобров выдержал паузу, – четыре дня назад, Сергей.
Сидя в белой рубашке без галстука, сенатор держал в руках тонкую кипу бумаг. Просматривая одну, бросал ее на пол, брался за другую. И все в убыстренном темпе. Предпоследнюю – пятую по счету – он скомкал и зашвырнул в угол кабинета, где по стойке смирно стоял Виталий Козырин.
– Как теперь мне верить в гибель Моравеца? – сквозь зубы процедил Воеводин. – Я бы поверил, если бы на наши счета не пришло ни копейки. Ты нашел этого урода, но как с тебя спрашивать за него? Чем ты можешь возместить понесенные мною убытки? Я твоей милостью подсел… даже страшно сказать на сколько.
Козырин молчал. Он машинально поднял упавшую к ногам бумажку и расправил ее. На счет, указанный Алану Боциеву, поступил ровно один доллар. Равно как и на остальные счета, которыми располагал этот кретин-хакер, взламывающий каналы связи какими-то снифферами, «червями»; добирающийся до защищенных кластеров серверов быстрее, чем до сортира, и сидя не на унитазе, а на бэкбоне сети.
– Меня успокаивает одно, – чуть поостыл сенатор, – что всех, кто был в курсе, проглотил паром. Просто чудо какое-то! – он артистично, как темнокожий священник, подыграл себе глазами. – Ты не был на Комиссии?
– Нет, Алексей Александрович.
– Хочешь послушать протокол совещания?
– Хочу, Алексей…
– Что ты заладил одно и то же! Садись и слушай. Хотя к чему тебе это? С тебя хватит последней формулировки. Впервые за последние несколько месяцев не я там председательствовал и вот что услышал о себе. «Алексей Воеводин – человек честный. Но в его окружении возникла нездоровая атмосфера. Его помощник Виталий Козырин…» Дальше цитировать?
Дальше могла следовать другая цитата из самого сенатора: «При нынешней политике я возглавлю какую-нибудь промышленную отрасль. А когда я отдам концы на нелегкой министерской работе, все мое состояние перейдет к моим детям».
И еще одна цитата о голом стволе без единой ветви: «Сухостой с гордым профилем».
Сенатор с минуту молча смотрел на помощника. Обычно после этого его прорывало философским поносом.
– Кажется, у Скотта Фицджеральда есть рассказ про человека, который родился глубоким и мудрым стариком. Потом он все молодел, молодел, глупел, образование вдруг куда-то пропало. В конце концов он помер в глубоком младенчестве. Вот и ты вроде неглупый. Был. А вот кем ты умереть собираешься?.. Недавно я беседовал с одним умным человеком, он спросил: «Что такое в лоне Вечности зад и перед, верх и низ?» И ответил: «Ничто!» А лоно Вечности – это задница, глистам в ней все равно, где верх, а где низ.
Взяв со стола перьевую авторучку, сенатор вложил в конверт листок бумаги и заполнил графу «адрес получателя». Затем вызвал к себе помощника по мелким поручениям Михаила Никитина, того самого «середнячка», про которого Олег Бобров при первой встрече подумал: «Ничего особенного». Кроме одной примечательности: пары водянистых, едва ли не прозрачных глаз, смотрящих, казалось, из самой бездны. Никитину на роду было написано носить черные очки. В них он и появился перед шефом этаким булгаковским Азазелло.
Михаил Сергеевич Никитин. Майор спецназа ВДВ в запасе. Участник второй чеченской кампании. В феврале 2001 года в селе Автуры, Чечня, во время зачистки села застрелил из «АПС» беременную чеченскую женщину. Дело было закрыто. С марта 2002 года является одним из лидеров общественной организации Союз ветеранов спецназа.
Сенатор подозвал Никитина к столу и вручил конверт. Там крупными буквами было написано: «В.К. больше не нужен».
– Отвези в мэрию, – ровным голосом распорядился Воеводин. – И ты не стой тут истуканом, – огрызнулся он на Козырина. – Оба с глаз долой!
Когда за ними закрылась дверь, сенатор взял в руки последний, шестой, листок бумаги, и его губы тронула усмешка. О Козырине, который «много знал», а рассказать мог еще больше, Воеводин подумал коротко: «Глупец…»
Он глянул на стену, на которой мог бы разместиться плакат, висевший на стенах всех региональных структур ФБР:
