В салоне «Волги» негромко звучала композиция Вильяма Аура «Синий коралл». Тихая и спокойная музыка не мешала беседе, заодно зашумляла голоса в машине.
Первым заговорил человек, лица которого Хворостенко не мог разглядеть при всем желании. Во-первых, было темно, а во-вторых, он получил указания, походившие на приказ.
– Я не называю своего имени по нескольким причинам. Во-первых, я занимаю высокий пост в одной из спецслужб. Причины, которые подтолкнули меня к данному шагу, вам станут понятны во время беседы. Такой вариант вас устраивает?
– Да, – спокойно ответил Юрий Александрович, глядя перед собой. Когда он ехал на эту встречу, то представлял ее именно так. После телефонного звонка у него не осталось места сомнениям: Кремль по- прежнему не заинтересован в разоблачении «военных преступников» по той причине, что почти все они были живы и здоровы, занимали губернаторские и министерские кресла, возглавляли фонды и прочее. Лишь по мере их отхода в мир иной к ним проявится интерес, чтобы вопреки традиции говорить о них правду и только правду.
Однако его визит в один из отделов Службы не остался без внимания. И в данный момент военный прокурор мог угадать, кто именно проявил интерес к бумагам и сделал приемлемый дипломатический ход, сославшись на причины, подтолкнувшие его к беседе. Этот человек принял решение, ни с кем его не согласовывая. Невозможно представить, как это выглядит.
– Тогда к делу, – продолжил Свердлин. – Документы, которые вы передали в отдел СБП по борьбе с коррупцией, обременительны для тех, кому вы их адресовали. У меня к вам два вопроса: как долго вы можете ждать положительного результата и на какие жертвы согласны?
– Я отвечу на оба вопроса двумя словами: в пределах разумного.
– Например, в этих пределах уместится ликвидация генерала Дронова, скажем, через пять-шесть месяцев?
Продолжение беседы ошеломило Хворостенко. Он даже вздрогнул. В салоне «Волги» ему шили натуральную уголовщину.
– Зачем, – спросил он, непроизвольно дергая плечом, – убивать военного советника? Методы одинаковы во всех спецслужбах?
– Не мне вам рассказывать об этом. Что значит жизнь одного человека, когда речь идет о тысячах?.. Насколько правильно я понял, генерал Дронов принимал активное участие в фальсификации этих планирующих документов? Он тоже пировал в то время, когда в Грозном шли новогодние бои? И после наворотил немало, – не дав ответить, продолжил Свердлин. – Вы – военный прокурор. Вы вместе с членами военного трибунала летели в январе 1995 года затем, чтобы верхушка военного руководства все-таки предстала перед судом.
– На такой успех никто не рассчитывал.
– Но когда вы знакомились с фиктивными приказами, у вас было желание...
– У меня было такое желание, – перебил прокурор, – но у меня не было с собой пистолета. Объясните, при чем тут Дронов?
– У меня появился шанс, который впору называть историческим, и я не могу упустить его. Для меня Дронов – самая удобная кандидатура. По многим причинам, – добавил генерал. – От вас я требую ответить – да или нет. Чтобы гарантировать вам безопасность в случае утвердительного ответа.
«Главное, вовремя сказано», – заметил прокурор. Он колебался ровно секунду. Собственно, выбора у него не было. Нет – означало положить голову на плаху.
– Да.
– Хорошо. Теперь я объясню, почему остановил свой выбор на вас. В середине января 1995 года вы уже имели контакт с одним офицером Службы и до сей поры не расстались с желанием завершить это дело.
– Откуда вы об этом знаете?
– Ворона на хвосте принесла. Так что вы для меня человек не совсем с улицы. Я предлагаю классическую схему: создание мифической структуры, которая выступит с обвинениями, основанными на ваших документах, и возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. Потом она таким же мистическим образом исчезнет. Предлагаю рабочее название «Второй кабинет».
– Исчезнет, сказали вы?
– Да. Но ее место займу я.
– Для чего?
– Для того чтобы согласиться с мотивами обвинений, выдвинутых «Вторым кабинетом», и продолжу разыгрывать тему. Помимо имеющихся бумаг всплывут другие документы, которые я уже начал собирать. Среди них планы правительства на ближайшую перспективу. Вы же знаете, что в Белом доме работает отдел Службы, в который вы и передали документы.
– Не боитесь за себя?
– После открытого выступления спецслужбы начнут с меня пыль сдувать, лишь бы со мной ничего не случилось. Со мной начнут договариваться даже те, на кого я работаю.
Хворостенко думал похоже. На его взгляд, убийство Дронова – это как артподготовка. Без нее идти в атаку бесполезно – постреляют. Убийство – это дальнейшие серьезные намерения заказчиков, их нешуточные претензии, сильный шаг, сделанный с «дочерней» структуры. Действительно классика. Действительно кости, без которых немыслимо даже гадание. Собственно, это то, над чем прокурор размышлял чуть раньше: при живых и здоровых генералах, занимающих высокие кресла, их разоблачение невозможно. Рассекречивание материалов происходит лишь в двух случаях: по срокам и смерти конкретного лица или группы лиц, и чаще по совокупности. Что в равной степени относилось и к намерениям опубликовать секретные материалы.
– Мне кажется, я где-то...
– Только кажется, – оборвал генерал. –
