где лежал Авдонин, его палаты. Как правило, одиночных палат было мало, в основном лежали по пять- шесть человек. Не исключал Марк и того, что возле палаты выставлена охрана. Когда Ещеркин забирал беглеца из приемного покоя, врач наверняка отдал распоряжение медсестре или сам уведомил дежурного милиционера о происшествии в клинике. А любое происшествие в виде рапорта ложится на стол дежурному по городу. В рапорте фигурирует мальчик лет девяти, описывается, как он выглядит, во что одет. Идет обычное сопоставление, и дежурному становится ясно, что происшествие в клинической больнице может быть тесно связано с похищением накануне. Связь с водителем, с которым этот самый мальчик попал в ДТП. И водитель становится одним из фигурантов в деле о похищении. Он в бессознательном состоянии, его показания могут быть очень ценными для следствия. Сам факт вторичного похищения мальчика из клиники говорит о серьезности намерений преступников. Свидетеля Авдонина могут и должны убрать. Поэтому выставят охрану. Все как дважды два.
По идее, одного Качуры мало. Но как только он сообщил Марку о результатах разведывательных действий, Марковцев понял, что хватит и одного Качуры, – два незнакомых врача в вечернее время в клинике – уже подозрительно.
Просто везенье, что Авдонин лежит в одиночной палате; что сама палата не просматривается из основного коридора, все кабинеты врачей и ординаторская находятся в другой стороне. В том крыле, очень коротком, кончающемся оконной рамой, всего две палаты: 201 и 202, их окна изнутри забраны решетками. Возле последней на стуле сидит охранник в камуфлированной форме.
Тут скорее даже не дело техники, а быстрота действий со стороны Качуры. Лучший боец после Толкушкина в отряде – Ещеркин, но он засветился, когда забирал мальчика из приемного покоя, его могут опознать, надень он хоть два белых халата и весь обвешайся стетоскопами. Но Качура в профессионализме не уступит Вадиму; Ещеркин – тот жестокий человек, любит поизмываться над жертвой.
С собой Качура прихватил девятимиллиметровый «CZ-79» с глушителем. Сейчас чешский «миротворец» спокойно торчал за поясным ремнем Олега. Копаться он не будет, это охраннику понадобится время, чтобы обнажить ствол.
Качура так же, как и в свой дневной визит, спокойно вошел в клинику. Но на этот раз через приемный покой. Пожилая нянечка, тащившая тяжелый баул с одеждой, поздоровалась с ним. Олег приветливо отозвался. Миновав смотровую, из которой в коридор выходило небольшое окно, он направился к основному корпусу. Дежурный милиционер в своей каморке, естественно, проигнорировал появление врача. Даже не посмотрев в его сторону, Качура ступил на лестничный марш.
После аварии Авдонин приходил в себя несколько раз, но только на короткие секунды, и снова погружался в привычный уже мир снов. Ему снился неопрятного вида мужчина с недельной щетиной на подбородке, он протягивает руку, его потрескавшиеся губы, покрытые соляным налетом, шепчут: «Подай Христа ради!» Нищий был очень маленького роста; лишь оглядевшись, Андрей понял, что сам он стоит на возвышении. Он бросил настороженный взгляд себе под ноги. И – чуть не упал. Он стоял на желтоватом бруске, уходящем в темноту. Но прежде чем сгинуть во мраке, брус плавно изгибался.
«Подай Христа ради!» – к неопрятному мужику присоединилась старая нищенка. Скоро десятки рук протянулись к Авдонину. Раньше в его снах, вызванных неизлечимой болезнью, такого скопища народа не было. Андрей снова огляделся.
Под ним была паперть. Через широкий портал виднелся иконостас, алтарь просматривался очень хорошо. Неожиданно где-то над головой разразилась медным неприятным звуком звонница, от перезвона колоколов заложило уши. Андрей невольно поднял голову, но то, что он увидел секундами раньше, снова приковало его взгляд к алтарю. В середине алтаря стоял хорошо знакомый Андрею памятник, с черно-белых фотографий смотрят на него три пары глаз.
Три.
Авдонин забеспокоился: «Почему три?» Тут же приметил возле алтаря гроб, при виде которого нашлось определение: «Почему три, когда я угробил только двоих?»
Снова стало страшно.
– В милицию… Меня держали в подвале. Я сбежал.
«А-а… Мальчик. Из церкви».
«Из плена?»
– В больницу потом…
Об этом нужно рассказать. И Марат просил об этом.
Задумавшись, Андрей едва не упал, потеряв равновесие. Изогнувшись, отчаянно помогая себе руками, сумел выровняться на бруске. Кто-то из нищих настойчиво тянул его за штанину: «Подай Христа ради!» Андрей отпихнул грязные руки ногой.
Интересно, а он ответил Марату? Кажется, да. Хотя… Нет, ничего нельзя вспомнить. Значит, нужно повторить еще раз, это очень важно.
Сон не ушел. Как-то странно сдвинулась в сторону панорама с церковью, обнажая часть полупустого помещения. Напротив на казенной койке сидит незнакомый человек, его глаза неотрывно смотрят на Андрея. Кто бы это мог быть?
В мозгу Авдонина происходили необратимые процессы. Он не понимал их сущности, но чувствовал, что теряет что-то жизненно важное, приобретая взамен что-то большое, безграничное, сладко манящее к себе мягким светом. И вдруг неожиданно для самого себя твердо произнес:
– Мне нужен врач.
Ловчак тут же оказался рядом. Совсем близко Авдонин увидел его тревожные глаза и губы, которые быстро произнесли:
– Вам плохо?
– Нет, – словно раздумывая, ответил Андрей. – Мне хорошо. Мне нужен врач, я хочу рассказать ему про мальчика, моего пассажира.
И увидел, как изменилось лицо человека. Андрею показалось, что его глаза стали требовательными, нетерпеливыми. Даже голос стал жестче:
– Говорите. Говорите мне.
