– Передай нашему другу, – сказал он, – чтобы его люди привезли с собой рассаду. Постарайся убедить его в этом.
Вахе не понравилось предложение партнера, нарушавшего уже сложившиеся правила: деньги после выкупа заложника – однако он пообещал Ещеркину, что в этот раз деньги они получат, как только передадут мальчика из рук в руки.
Уже во второй раз Санькино ухо уловило глуховатый перезвон колоколов. Вначале его посетила совершенно фантастическая догадка; когда бронзовый звук просочился сквозь толстые стены полуподвального помещения, он вдруг подумал, что это бьют склянки на корабле. А он сидит в трюме! Но выходит, что бородатый главарь – капитан корабля.
Очень интересная мысль: пиратский корабль, пленник, как и полагается – в трюме крысы; а если хорошенько исследовать трюм, можно натолкнуться на бочки с золотом.
Мальчик вздохнул. Жаль, конечно, что он не на боевом корабле, он всегда мечтал стать военным. Просыпаться от команды «подъем», бежать на зарядку, чистить сапоги, подшивать с вечера белоснежный подворотничок, шумно завтракать в солдатской столовой. Но, видно, не судьба. В своей жизни он не так много общался с военными, но только один из них оказался никудышным человеком. Зла на командира войсковой части Санька не держал, но при воспоминании о нем на глаза наворачивались слезы обиды.
«…никому не нужен».
И снова судьба столкнула его с бывшим военным, сильным и добрым человеком. И снова мальчику не повезло. Только Коля ни в чем не виноват. Но, сидя в темном подвале, ему хотелось закричать – громко, чтобы услышали все военные: «Не жалейте меня! Ваша жалость приносит мне одни несчастья». Однако он стыдился своей слабости: что подумает о нем Николай, если узнает? У него вон какие друзья, сам он боевой офицер. И он не бросит Саньку, обязательно найдет. Уже ищет. Сфотографировали какого-то мальчишку, одели в похожую куртку, показали по телику. И даже знак «черных беркутов» прицепили ему на грудь. Колин знак, точно. А может, кого-то из его друзей. Приехали они в город помогать своему товарищу. Плохо только, что о Саньке они имеют представление по чужой фотографии.
Мальчику не понравилось «собственная» поза на снимке: рука у подбородка, голова чуть набок, одна нога полусогнута. Жеманничает, одним словом, как та девочка с круглым именем – Оля.
И Санька вдруг испугался: а что, если Коля не нашел похожего на него мальчика и сфотографировал девочку? Вот позор!.. «Ну точно, девчонка, – краснея, уверился он. – В хлеборезке не работать, хлеб с повидлом не рубать, – девчонка».
Мальчик немного отвлекся от дум о еде. Сколько себя помнил, он всегда думал о пище. Даже глядя на школьников, которые по утрам торопились на занятия, думал, что у каждого в сумке лежит обед: бутерброды с колбасой, у кого-то с домашней котлетой, – разрежешь холодную котлету вдоль, положишь половинки на хлеб и…
Пиратский корабль в воображении Саньки растаял, когда колокола зазвонили часто, тревожно, как на… похоронах? Да где же он находится в самом-то деле! Может, и правда, на кладбище? Рядом с крестами – часовня. По ночам к ней слетается нечисть, ищет, чем бы поживиться. Но в таком случае кто же главарь? Не звонарь же он, честное слово! Может, главный черт?
Похож – угрюмый, бородатый, взгляд недобрый. А те двое, что убили Витьку, – нечисть.
Саньке стало жутко и боязно одновременно. Страшно. Темнота подвала пугала; и крысы словно перепугались, не слышно частого, еле уловимого топота маленьких когтистых лап. Из-под двери потянуло сыростью, затхлый воздух пробирал до костей. Самое время помолиться, но Санька не знает ни одной молитвы. И почему до этого он не попытал счастья возле церкви? Хотя одну молитву знал бы. Но там все места забронированы, нищие погонят в шею.
– Отче наш, – совершенно неожиданно для самого себя прошептал Санька. – Иже… Еси… Нет, на небеси, что ли… Иже еси на небеси, хлеб какой-то, упаси сродников-благодетелей, всех убиенных… Аминь! Или Омон.
Санька неумело перекрестился, сложив четыре пальца в большую щепоть и отставив мизинец в сторону. Так еще никто не осенял себя крестным знамением. Православные крестятся тремя перстами. Католики – по числу ран на теле Христа – пятью. Санькину душу терзал колокольный перезвон, с каждым ударом вколачивая в грудь испуганного пленника, как гвоздь в гроб, отчаяние. И все смешалось в его голове: корабль-часовня, подвал-трюм, главарь-звонарь, крысы, которые первыми покинули тонущую церковь.
Очередная вечерняя сказка для малышей. «Спокойной ночи, дружок». Кар-кар-кар! – хлопнули черные крылья над головой.
Санька почувствовал головокружение, словно и вправду качнулась плавучая церковь и вот-вот пойдет ко дну.
– Отче наш… – И вспомнил еще одно слово из какой-то молитвы, слышанной им ранее: «Отверзи». Это слово, может, и было хорошим, но сейчас вспомнилось мальчику некстати.
Отверзи…
Как будто сейчас действительно что-то отверзнется – хотя бы вот в этой стене, и корявые руки ухватят Саньку, острые зубы вопьются ему в горло.
Нечисть пропадает вместе с третьими петухами, мальчик знал об этом, но пока его коснулись только воображаемые крылья черного ворона и тревожное карканье мрачной птицы.
Глава двенадцатая
Диспетчер железнодорожной узловой станции Курени Летягин несколько раз порывался рассказать настоятелю Свято-Петрова монастыря о своей нелегкой работе. Особенно когда бывал навеселе.
На станции Курени не было ни локомотивного, ни вагонного депо, но имела место небольшая электростанция. Прибывающие на станцию грузовые составы диспетчер подавал на сортировочную горку, с которой вагоны скатываются под воздействием собственного веса; оператор лишь переводит стрелки на тот или иной путь.
Да что там говорить, много интересного было в работе Летягина. Хотя бы сама диспетчерская, табло, на которое нанесены схемы перегонов участка. Хотелось диспетчеру силком усадить рядом с собой хмурого настоятеля и поднять тому настроение путем нажатия всего двух кнопок – в начале и в конце маршрута
