наземных служб аэропорта. А сложившаяся ситуация благоприятствовала террористам. Сложись бы все по- другому, Марковцев бы подкорректировал свои действия.
А пока Сергей, обработав бойцов «Кобры», наблюдал краем глаза за одним, обходящим «ГАЗель» спереди, и держал на прицеле другого, податливого, как пластилин.
Едва Владимир миновал дверцу пассажира, из кабины показался Мезенцев, убрав оружие за ремень и скрыв его под халатом. Он встал позади охранника, взявшегося за ручку дверцы салона. Она мягко отъехала в сторону, и Володя впервые встретился взглядом с Марковцевым. Сергей снова предупредил обоих:
– Не вздумайте попробовать свои силы в рукопашной – бесполезно. Говорю это как профессионал. Теперь вы непринужденно и естественно поможете нам.
Сергей пододвинул ногой к выходу один стерилизатор, потом другой. Мезенцев и боец спецподразделения приняли их.
– Идите потихоньку, а мы следом.
Игорь Надеждин уверенно, без дрожи в руках, что понравилось Марковцеву, взялся за хромированные ручки третьего стерилизатора и вылез наружу. Только после этого Сергей заткнул пистолет за пояс и вытащил из-под сиденья сумку.
Он шел последним. На середине трапа, глядя на бортпроводницу, заметил короткий взмах ее ресниц. Она перемигнулась скорее всего с Игорем, ступившим на последнюю ступеньку. «Молодцы, мальчики», – похвалил Сергей.
Директора аэропорта не оставляло неприятное чувство, будто он и его подчиненные бросили несчастливый борт 1137, две средние цифры которого указывали именно на это определение, на произвол судьбы. Как прокаженного.
Инфекция холеры. Лишь в некоторых случаях заканчивающаяся летальным исходом. Если бы не распоряжения, разосланные по аэропортам и вокзалам, рожденные, как и полагается, от разнополых партнеров – Министерством здравоохранения и службой безопасности на транспорте, – директор снарядил бы для встречи рейса и медиков аэропорта под началом главврача. Нет, указ строго-настрого предписывал загнать самолет с подозрением на его борту инфекционного больного если не в отстойник, то на стоянку и ждать приезда санитарной службы города.
Жара. Редкие облака сменили затворническое обличье на венчальное и скрылись за горизонтом. В салоне самолета вскоре станет невыносимо душно. Кто-то из пассажиров почувствует себя плохо, в любом случае помощи местных медиков не избежать.
Шейнин снял трубку и, продолжая наблюдать за самолетом, на ощупь нажал три клавиши на аппарате внутренней связи: «003». Трубку сняла Алферова. Ее бархатистый голос заставил Льва Давыдовича, сбросившего к этому времени пиджак, сморщиться.
– Татьяна Викторовна, не хочешь поучаствовать в мероприятии, напрямую касающемся твоих обязанностей?
Спросил намеренно длинно, что прозвучало из его уст и как отповедь, и как нарекание. Взыскивать, разумеется, не за что, но главное, директор выразил свое недовольство. В первую очередь собой за былую связь с себялюбивой женщиной, за связь, которая принесла ему одни неприятности. Минуты обладания темпераментной любовницей не в счет. Они при замутненной голове пролетали быстро, тогда как объяснения с женой происходили на ясную голову.
Лев Давыдович не стал дожидаться ответа и положил трубку. Здесь, в центре КДП, у самого окна, директор давно облюбовал себе место. Он больше походил на руководителя полетов ЦУПа, нежели на чиновника в прямом смысле этого слова. И постоянно корил себя, словно был творческой личностью, однако на свой лад: «Мне что, больше всех надо?»
Санитарная машина, увеличенная линзами цейсовского бинокля, казалась совсем рядом. Из нее вышел боец службы безопасности Владимир Фомин, вслед за ним на бетон ступил человек в медицинском халате. Достали из машины сверкнувшее на солнце медицинское оборудование. Вот к ним присоединилась точно такая же пара. В руках служащего аэропорта продолговатый и широкий цилиндр, другой несет сумку. «Видно, всерьез хотят взяться за дезинфекцию», – заметил Шейнин.
Он ожидал выхода третьего медика, но вышедший наружу человек с сумкой и закрывший за собой дверцу оказался последним.
«Надо было самому встретить их и поторопить. С таким обилием медицинского оборудования они застрянут на борту надолго».
Как и в прошлый раз, дело должно ограничиться опросом пассажиров на предмет их самочувствия. Кто- то обязательно попадет в группу риска, их увезут в инфекционное отделение. Остальным же рекомендуют явиться туда самостоятельно для сдачи анализов. Потом наступит пора санобработки салона, туалетов, камбуза… Господи! Да они до самого вечера провозятся!
Наконец эпидемиологи поднялись на борт. Последней, кого он увидел входящей в салон, была бортпроводница Саша Гордеева. А на площадке трапа, как у мавзолея, остались двое в униформе службы безопасности аэропорта.
И мысли директора взяли иное направление. Не один самолет-изгой занимал все думы Льва Давыдовича. Работа всех служб аэропорта шла своим чередом. Готовились к отправке очередные самолеты, возле них сновали техники, проверяя работоспособность отдельных узлов, заправляли кессоны. Шли на посадку другие рейсы, диспетчеры продолжали корпеть над экранами радаров. В зале аэропорта в связи с летними отпусками столпотворение. Несмотря на заоблачные цены, многие покидали душный город, чтобы уже через несколько часов окунуться в море. Самостийные группы и туристические, провожающие и встречающие. Даже в VIP-зале необычное скопление особо важных персон.
За бойцов, оставшихся снаружи, буквально за бортом, Марковцев не беспокоился: самолет и пассажиры в нем, как он уже заметил, в его руках. Он решил самую трудную задачу: взошел на борт с оружием.
Стандартный способ – захват пассажирского автобуса с требованием отправить маршрут в аэропорт, к самолету (это требование обычно выполняется спецслужбами) – Марк даже не удостоил вниманием. Обычно захватчиков подстерегают неожиданности в виде бойцов «Альфы» на борту самолета. Он остановился на более эффективном, дающем спецслужбам понять и отличить обычный захват от тщательно спланированной акции. Первоначальные действия Марковцева должны предостеречь противную сторону от скоропалительных решений, точнее, от преждевременных выводов. Решения ими обычно принимаются взвешенно.
