Сложная операция, много подтекста. Поди разберись с мыслями, чувствами и настроением. А настроение такое, что спасение идет виртуальное, переживания – тоже. Но нервы уже сейчас горят натурально, ноздри раздуваются естественным образом.
Первый этаж северного крыла. Отделение, находящееся под особым контролем. По сути – каменный мешок. Тут можно стрелять даже из штурмовых винтовок с глушителями.
Хорошо отстреляли. Зафиксировали время. Рано. Нужно выждать. Нет, выжидать ни к чему, необходимо установить состояние пленных и от него плясать. Возможно, гиганту Стофферсу – ему-то точно – придется тащить на себе одного из заключенных.
Вот нервная работа! Тренировки необходимы – факт неоспоримый, но сколько они отнимают сил, сколько сжигают нервов, сколько сомнений порождают и отнимают уверенности. Каждую секунду мозг получает предупреждение: «Что-то не так!»
Запрос: «Что именно?»
Ответ: «Просто что-то не так».
Сомнения…
«Ничего не известно о том, повезут ли наших спецназовцев на место преступления?»
То совсем другая операция.
Да, другая…
Под стрекот автоматных очередей, под грохот выстрелов из винтовок диверсионная группа садится в вертолет. Один за другим бойцы «Ариадны», отстреливаясь, прыгают в салон. Стофферс – последний. Он, как последний придурок, кричит, свесив ноги из люка: «Йо-хо-о!»
Придурок…
Какая-то женщина, одетая в военную форму, говорит Марку спасибо. Он отвечает: «Не за что». Резко, недовольно. Почему? И вдруг находит странный, вызывающий дрожь ответ: не все сели в «вертушку», кто- то остался…
…Сергей посмотрел на часы. Отер пот со лба. Поочередно глянул на товарищей. Как настроение? – спросил взглядом. Такое же, как у него: смутное.
И силы на исходе. Словно вагон с цементом разгрузил.
Но на реальном объекте будет полегче. Уйдет смута, притупятся чувства; это сейчас они дают знать о себе ощетинившимися иголками, сковывают мышцы…
– Прогоним переход из башни в восточное крыло, – распорядился Марк. И добавил устало: – Покурим – и прогоним.
Немец, уставший больше всех, нервничающий больше всех, махнул рукой:
– Марта была права, когда отказалась от всего этого дерьма. Не знаю, как ты, Марк, как ты Сергей, но лично я не уверен, что сумею вытащить пленников даже из этого макета. Там, – жест немца в сторону, – все будет по-другому. Мы взглянем на тюрьму и откроем рты: «Оп-ля-ля!» И подумаем хором: «А не арендовать ли нам саму тюрьму для тренировок?» Я знаю, как воюют сирийцы, – сирийская армия была вооружена и обучена с помощью СССР. Когда евреи напали сразу на весь арабский мир, арамеи держались дольше всех. И выстояли.
– Может, поэтому ты отсеялся? – спросил Сергей, прикуривая сигарету.
– Нет, не поэтому. Просто не могу объяснить, что со мной происходит. Я устал… ничего не делая. Я хочу пить, зная, что желудок полон воды, и сам я на две трети состою из жидкости. – Стофферс вытянул руку в сторону Мейера. – Макс думает так же, но только он молчит. Он еврей, поэтому слушает и молчит. Он согласен со мной, но готов в одиночку напасть на весь арабский мир.
– Все?
– Нет, не все. Я просто поражаюсь вашим парням.
– Хреново тебе, – равнодушно посочувствовал Марк Инопланетянину. – Хочешь, я в двух словах объясню, что с тобой происходит?
– Ну?
– Ты не в своей тарелке, Стофф. Вот и все.
Макс громко рассмеялся.
И лишь Стофферс догадался, над чем ржет бывший израильский коммандос.
– Заткнись! – И снова начал допытываться: – Прав я или нет?
– Полностью, – кивнул Сергей. – Но правота твоя односторонняя, как флюс. Подумай над следующим: в своей тарелке или нет, но ты не потерял мотивацию. Тебя тревога гложет. Потому что у тебя нет права на ошибку. Раньше ты не думал о промахах, ошибках по той причине, что мог отмахнуться: ну ладно, промахнулся, с кем не бывает, в следующий раз попаду. Лично у меня никакой тревоги нет и не было. И хорошо, что так. Иначе я тоже распустил бы сопли. Думай о хорошем, Стофф.
– Думать о хорошем? – Немец выразительно выпятил губу. – Хорошее предложение.
Макс Мейер снова рассмеялся. Он наверняка знал, о чем будет думать этот обжора.
