при проникновении извне, с «улицы». Здесь, внутри следственного помещения, где караульные были разбросаны по разным местам и несли службу в спокойно-ленивой обстановке, проблемы устранялись пусть не легко, но по ходу.
Здесь не было заключенных, здесь не было чужих – только свои. Проникнуть в следственный изолятор можно только с центрального входа, который надежно охранялся – как снаружи, так и изнутри. Внутренний проход, ведущий в здание тюрьмы, также охранялся с двух сторон.
Замкнутое пространство. Нарушить покой в котором можно только извне.
Марк ждал. По времени выходило, что караул сменился полчаса назад, следующая смена через два часа.
Прошла минута. Полторы.
Сергей вернулся к двери, приготовив второй ключ.
Один оборот, второй. Один тихий щелчок, второй.
Крепкая дверь открывалась вовнутрь. Она издала легкий скрип, когда Марк толкнул ее и шагнул в темное помещение. Прежде чем закрыть дверь, через которую сочился дежурный свет, глянул вправо, влево, отыскал глазами выключатель.
Помещение оказалось большим – что-то около тридцати квадратных метров, – забитым рухлядью. Сторожат то, что дорого, и то, что даром не нужно, припомнилась Марковцеву знакомая фраза из какого-то кинофильма.
На пронумерованных полках стеллажей лежали в основном книги. Словно попал в библиотеку, сравнил Сергей. Словно арестовали подполье и конфисковали запрещенную литературу. На каждой книжке обязательная бирка.
Тут стоял специфический запах вековой пыли, отчего ноздри Сергея невольно пришли в движение. Этот запах вызвал инстинктивное желание чихнуть. А он пытался уловить другой характерный дух – оружейного масла, новой амуниции. Казалось, он даже уловил специфический запах латунных гильз и заключенного в них пороха. И шел на него.
Как в покойницкой, пришел к выводу Сергей, когда за очередным стеллажом увидел длинный стол с оцинкованной крышкой, а на нем оружие. С бирками. Пронумерованное.
Марк взял в руки пистолет, сорвав с него бирку, проверил магазин – все двенадцать патронов были на месте. Быстрыми движениями установил глушитель. Довернул его еще на четверть оборота.
Со спины Марк походил и на патологоанатома, склонившегося над столом и негромко звякавшего орудиями своего труда, и на палача, выбирающего инструмент для казни.
Униформа – это тоже своего рода оружие. Стандартная шапочка-маска – оружие. Облегченная боевая выкладка, топорщившаяся автоматными магазинами, – оружие. Босой, одетый в темно-синюю арестантскую робу и с оружием в руках, Марк выглядел вооружившимся арестантом. Но преображался на глазах, когда надевал майку, штаны, быстрыми движениями крест-накрест перебрасывал через петли-скобы шнурки на ботинках.
Зеркала не хватает, пришел к неожиданному выводу Сергей, когда облачился полностью и взял в руки оружие. Штурмовая винтовка за спиной, в руках два пистолета с глушителями, еще пара на поясном ремне и за поясом.
Сергей Иваненко неподвижно сидел на металлической скамье, заменявшей в этой длинной камере- одиночке кровать. Она стояла у самого окна – высокого, начинающегося едва ли от пола и овалом доходящего до самого потолка. За правой стеной такая же камера. Левая стена выходила в коридор, который вел в следственный изолятор.
Яркий свет прожекторов отбрасывал резкую тень от решетки наискось; утолщаясь, она, казалось, ползла нескончаемой лентой по серой стене, пропадая в неприметной трещине между стеной и потолком.
Холодно. Ночи здесь холодные. Сцепленные пальцы занемели. По позвоночнику словно пропустили фреон, который качал мороз по всему телу.
«Придурок!» – выругался Иваненко, в очередной раз глянув на дверное оконце, в котором нарисовалась озлобленная физиономия Нагиба. Хирург ничего не знал о планах Марка и своим поведением ставил операцию под угрозу срыва.
Сергей Иваненко был единственным из всей группы, кто мог молчать не только под пытками. Казалось, он не знал, что такое боль – лишь широко распахнутые зрачки, как самый непогрешимый индикатор, говорили об этом. Он принадлежал к той породе людей, которые не идут к врачу, если заболит зуб. Однажды он сломал руку и сам наложил лангету, а к травматологу не пошел. Сейчас сломалась главная пружина операции, и шестеренки остановились. Но Хирург каким-то чудом надеялся, что «все заживет». Как раньше. Во всяком случае, так было всегда.
Нельзя сказать, что ему все сходило с рук, он всегда расплачивался за промахи, может, даже за некую беспечность. Пусть не самая лучшая, но это была черта его характера.
Он действительно ждал. Не освобождения как такового, а замены испорченной пружины на новую. Ожидание и надежда его были абстрактными. Невозможно было объяснить его состояние. С одной стороны – покой, с другой – призывное брожение в груди.
Сергей был недалек от истины, но, как и охранник по имени Нагиб, не мог четко связать свои мысли и чувства.
Стук в дверь – это Нагиб Мурат сунул в нее башмаком.
«Чего вылупился?»
«Придурок!»
Вначале Марк очистил тыл, чтобы за спину не вышли караульные. В помещении контроля их было четверо плюс оператор за пультом. По отношению к Сергею он находился спиной. Остальные, как в машине для перевозки арестованных, парами сидели друг против друга. Над ними светила лампа в защитной решетке. По сути, они находились в подобии каменного мешка-распашонки, в западне. Хотя каждому казалось, что они надежно защищены со всех сторон. Марк своим нестандартным ходом разбил оборону
