Тень летучей мыши

сильным порывом ветра сломались полтора десятка вековых деревьев. Одни куски лестницы пробили потолок, а другие застряли в нем громадными занозами. Осыпались осколки стекла, а стеклянная пыль еще витала в воздухе. Она не прорвалась наружу сквозь бреши в окнах и потолке, как будто сработали две мины направленного действия – внутри здания и снаружи. Пару машин тоже будто расперло изнутри. Боковые и задние стекла осыпались, лобовые пошли трещинами. Прошлогодние листья закружило в смерче.

Марковцев, упавший ногами к взрыву и прикрывший голову руками, первым пришел в себя. Но подниматься не спешил. Тряхнув головой, как будто выгоняя из ушей гул и противный писк одновременно, он взвел курок пистолета, на ощупь, словно ослеп, провел рукой перед собой и справа, пока не наткнулся на лежащего рядом Узбека. Тот дернулся, подавая признаки жизни. В голове Сергея пронеслось: «Лучше бы ты умер». Он четко представлял, что ждет Узбека внутри полуразрушенного здания. Нетронутой (как будто перед взрывной волной встал волнолом) осталась так называемая женская половина дома, вход в которую был запрещен даже Джавиду. Эта уцелевшая половина – подарок Кознова Султану Узбеку, был уверен Сергей. Впервые не за много лет, а за несколько дней и часов он реально ощутил присутствие своего друга, и ознаменовалось оно огненной стеной, как предупреждение. И если бы Марк пошел в мыслях дальше, то увидел бы предупреждение не Узбеку, а себе лично: «Стой, Сергей! Уйди с дороги. Это не твое дело». Послание из прошлого. И оно вызвало на губах Марка улыбку. Вот только сейчас, когда на небеса возносилась душа Амины, а сердце ее отца разрывалось от горя, он натурально уверовал в воскрешение. Валерка Кознов, которого он хоронил дважды, был жив.

Узбек морщился и кричал от боли. Как сумасшедший, он стучал себя по голове, как будто только что вынырнул из глубины и выбивал таким способом воду. Он делал себе больно, чтобы притупить другую боль, зародившуюся в груди, но точно знал, что все попытки его будут тщетными. Он сходил с ума и больше всего на свете хотел дотянуться хотя бы одной рукой до Кознова и уже потом коснуться губами лба своей дочери. Это был зверь, которому пересадили человеческие мозги.

Марковцеву пришлось приложить все силы, чтобы удержать Узбека в лежачем положении. Он мог схлопотать пулю в голову, даже чуть приподняв ее.

– Амину ты не вернешь, – горячо шепнул ему Марк на ухо. Отчего Узбек зарычал, скрежеща зубами. – Это ловушка. Кознов держит сейчас тебя на прицеле.

Сейчас Султану было не до прицелов. Он проклинал всех, чьи образы мелькали у него перед глазами. Проклинал своего отца, чья кровь текла в его жилах, проклинал Сергея Марковцева, который много лет тому назад был другом Кознова, проклинал Джавида, которого частенько при всех называл скопцом при своей дочери, вот и доназывался, накликал беду на свою голову. Проклятья сыпались на черепа умерших и головы ныне здравствующих. Батыр корчился в своем гробу...

Интересную штуку вытворил с ним Султан. Он не похоронил его так, как делали последователи Заратустры, – Батыра ждала холодная и глубокая могила; в нее его опустили в гробу, словно обрекая на муки вечные. Он и по сей день, был уверен Султан, крутился в замкнутом пространстве, не мог выплюнуть через доски и слой земли свою грешную душу. Султан как-то обмолвился, что слышал доносившиеся из-под земли песнопения, гимны зороастрийским божествам. Бедолага (он говорил о Батыре) верил в конечную победу добра над злом...

Прошло не меньше двух минут, прежде чем Марковцев позволил Узбеку поднять голову и встать на ноги. Чего ради он прикрывал его спину, понять не мог. Но Султан в эти минуты был как у Христа за пазухой. Еще и потому, что Кознов, если узнал Сергея Марковцева, в него стрелять не станет. Марк был уверен в этом. Во всяком случае, он, поставив себя на его место, убрал палец со спускового крючка.

Он пошел позади Узбека.

– Валера учинил тебе маленькую войну, – чуть слышно обронил Сергей.

Характер и последствия взрыва говорили о высокой квалификации подрывника. Взрыв получился мощным, направленным, повреждений было масса, но ни намека на пожар.

Султан пробрался по груде кирпичей – все, что осталось от стильного портала, и через пролом прошел в спальню Амины. Удивительно, просто удивительно: дверь была закрыта, внутрь не попало ни одной пылинки. Султан перешагнул через труп Алимджана, даже не посмотрев на него, и упал на колени перед дочерью. Он коснулся губами ее лба, шеи, шепча что-то на своем родном языке, но так тихо, что его мог расслышать разве что призрак. Его слова предназначались двум людям: дочери и ее убийце. Он поклялся отмстить – об этом нетрудно было догадаться. Марковцев заподозрил, что Султан повторит клятву, но уже громче. Однако он подавил эмоции.

Когда Султан встал с колен и встретился взглядом с Сергеем, то (Марковцев мог в этом поклясться) увидел в нем Кознова. Во всяком случае, Сергей был не лучше и не хуже, то, что надо.

Марковцев опередил Султана, напомнив ему:

– Я работаю на тебя, не забыл? В противном случае я пришил бы тебя и переметнулся на сторону моего друга – как ты его называешь. Усек? А еще я работаю на военную разведку.

– Смотри не перетрудись, – отрезал Султан. И Марковцев не мог не порадоваться за него. Он было подумал, что Султан потерял голову.

* * *

Шарип уловил запах гари, исходящий от Кознова, и он стал для него запахом отмщения. Вряд ли у Кознова был усталый вид, но Шарип увидел в его облике именно это. Его восточные глаза вытягивали из гостя ответ. Тот дружески улыбнулся хозяину и похлопал по плечу.

– Он мертв? Ты убил этого гаденыша?

Для старика Шарипа пятидесятилетний Султан был именно гаденышем. Изменилась его внешность, но сущность осталась неизменной. Если он и представлял его, то только молодым.

– Гаденыша? – Кознов, шагнувший из прихожей в зал, остановился. – Пожалуй, ты прав. Я убил именно это.

– Слава всевышнему. – Голос Шарипа задрожал. – Ради этого я готов перекреститься.

Такое богохульство натолкнуло Кознова на свежее решение, как будто он только что открыл упаковку «Ментоса».

– Знаешь, я готов провести обряд крещения.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Шарип, уловив в голосе гостя сталь.

– Мне нужно отлежаться, а твоя берлога – не самое подходящее место. Аида обязательно скажет отцу о тебе, о том, что ты попросил ее об одолжении.

– Что ты сделал?

– Я убил Амину.

Горло Шарипа дернулось, и он схватился за него рукой. Потом рванул на кухню – как подполковник Утяшев когда-то.

Ах, как красиво отработал подполковник с «неуклюжей» фамилией! Он схватил со стола нож и, разворачиваясь, нанес рассекающий удар изнутри наружу, нанес отступая, чувствуя, что его противник по инерции шагнет следом. В этом простом с виду ударе вскрылась вся философия ножевого боя...

Кознов не дал сделать Шарипу и двух шагов. Он сбил его подсечкой и обрушил на его спину удар ногой. Перешагнув через него, открыл ящик стола и вынул нож, который годился как для разделки мяса, так и для ножевого боя...

Глава 15

...Султан, жевавший конфеты во время казни двух российских офицеров, тяжело сглотнул при виде представшей его глазам картине... Скорее всего, такая реакция стала следствием того, что Шариф Мохсенов у него был на особом положении. Его и Султана связывало имя Мухаммеда Узбека. Султан оберегал его, и это сводилось к тому, что он не трогал его.

Шарип лежал в центре персидского ковра гарантированно мертвым рисунком. Руки раскинуты в стороны, ноги вместе, как будто их примотали скотчем. В белой одежде, с кровавыми пятнами, он походил на персонаж из индийского фильма, жестоко заколотого злодеем.

Всего ран на теле Шарипа Султан насчитал четыре и сравнил их со стигматами на теле мученика Иисуса Христа, чему послужила и поза Шарипа. Он действительно выглядел распятым. Султана больно пронзила мысль: Шарипа убили на полу. Распластали и проткнули ножом. Был ли он в сознании в это время?

Хорошо бы так...

Эта мысль вернула Узбека в реальность. Он увидел на полу тело другого человека, не особенного и