Изображение искусственно состарили и, как оказалось, специалисты из IT-отдела не ошиблись даже в деталях. От этого у Зубарева даже мороз по коже пробежал.
Кознов в Москве.
Да, так говорилось в розыскной информации на него. Что же, в крупном городе скрыться легче, чем в небольшом городке, где люди примелькались друг к другу, а милиция знает всех наперечет.
Зубарев почувствовал себя человеком, который опознал Радована Кораджича, отпустившего роскошную бороду. Подумать только, в этом моисеевском образе сербский лидер двенадцать лет скрывался от трибунала. «Этнический чистильщик» – порой так называли его в определенных кругах – пил вино, наслаждаясь жизнью, в белградском баре и посматривал на свой снимок – «Разыскивается международным трибуналом».
В ориентировке на Валерия Кознова черным по белому было подчеркнуто: особо опасен при задержании. Так пишут про всех особо опасных преступников. Кознову пятьдесят четыре года. Он старше на шесть лет вместе взятых сержантов – Зубарева и Марцевича. Чем вооружен он сейчас и вооружен ли вообще – вопрос. А сержанты имеют при себе табельное оружие, дубинки и аэрозоль под названием «мой слезоточивый друг». К «макарову» Зубарев мог предъявить отличительный знак; им он был отмечен за выдающуюся стрельбу из табельного оружия. Слушатель юридического института Марцевич, рост которого равнялся ста восьмидесяти пяти сантиметрам, а вес переваливал за девяносто килограммов, имел черный пояс по карате. Все это и другое, промелькнувшее в голове Зубарева, понудило его отказаться от помощи. Хотя рация была близко, очень близко, стоило только переключить ее в режим передачи.
– Это Валерий Кознов, – горячим шепотом сообщил он Марцевичу.
Это имя последние дни в списке самых разыскиваемых преступников Российской Федерации вошло в топ-десятку.
– Кознов? Ты уверен? Как ты узнал его? – В голосе Марцевича прозвучало и сомнение, и капелька ревности.
– По фото. Раз в раз. Мы с тобой возьмем его.
Перед обоими сержантами забрезжила слава.
Валерию Кознову в 1993 году была сделана несложная косметическая операция. Неделю он ходил с пластырем на носу, и примерно полгода кончик его носа отличался своей розоватостью, и этот пятачок походил на след от ожога. Но в один прекрасный момент эта деталь вдруг исчезла. Просто однажды Валерий бросил взгляд в зеркало... и что-то насторожило его. Он поначалу не понял, что именно. Но рука его машинально коснулась носа – как на приеме у невропатолога. И он рассмеялся. Наконец-то он избавился от этой отметины; шрам с годами приобрел телесный оттенок и не бросался в глаза, но был заметен. Сбылось то, о чем его предупреждал пластический хирург: незамедлительных результатов операции не будет, потребуется время. Потребовалось шесть месяцев. Кознов на себе почувствовал, что значит сбросить полинявшую кожу. Казалось, обновился не крохотный участок, а вся кожа, каждая ее клетка.
...Не останавливаясь, он на несколько секунд приковал свой взгляд к стеклу автобусной остановки. В нем отразились огни ночного города. Их пересекали силуэты людей, походивших на сбившихся в стаю насекомых. Так было, если специально не всматриваться. Кознов часто использовал предметы с отражающими поверхностями. Это вошло у него в привычку, стало необходимым и важным делом, как для водителя – панорама в зеркале заднего вида.
Он увидел двух милиционеров в мышиного цвета куртках. Они шли за ним, выдерживая определенную дистанцию. Но отличительной деталью, которая насторожила Кознова, – это буквально перешептывание стражей порядка. Они смотрели ему точно в затылок, как будто на нем был приклеен порноснимок, и, склонив головы друг к другу, шевелили губами.
Прямо перед ним находилась подземная парковка. Кознов ступил на крутую площадку, ведущую в паркинг. С подогревом, она была влажной зимой. Перед шлагбаумом чернели решетки ливневых стоков. Неяркий свет над этим пандусом и чуть более яркий на самой парковке были фактически разделены этим рядом чугунных решеток. Слева находилась современная сторожка, а точнее – офис, который и начинался с контрольно-пропускного пункта. Свет внутри помещения был вдвое тускней наружного освещения. Он был мерцающим, что указывало на работающий телевизор, – то, что нужно, отметил Кознов. Другой плюс – дороговизна этой парковки, отсюда – небольшая проходимость и только дорогих иномарок. Кознов не походил на человека, который оставил здесь машину, однако милиционеров этот факт не смутил. Да еще сам Кознов подогрел ситуацию. В середине площадки, в этой мертвой зоне, откуда его не было видно ни с улицы, ни с основной площадки паркинга, он шагнул к стене и всем видом дал понять, что считает это место огромным туалетом. Он приподнял полы куртки. Нащупал крепящийся на ремне продолговатый чехол для ножа и расстегнул его. Теперь его не заботили никакие звуки, кроме тех, которые для него были обнадеживающими: это шаги милиционеров, считающих, что захлопывали за ним мышеловку, – поэтому он нажал на кнопку, и лезвие выкидного ножа с характерным щелчком стало в рабочее положение.
Зубарев и Марцевич будто только сейчас оценили степень риска и одновременно обнажили стволы. Переглянувшись («Ты или я?»), автоматически распределили роли. Один негромким, но властным, хорошо поставленным голосом приказал:
– Не двигаться!
Второй – самоуверенный и триумфальный – назвал им убийцы:
– Кознов, вы арестованы!
Ситуация была таковой, что обезвредить преступника казалось делом привычным. Кознов стоял вплотную к стене, руки опущены, ноги на ширине плеч; он как будто приготовился к аресту. Зубареву оставалось только звякнуть наручниками, снимая их с петли, и отдать очередной приказ. Что он и сделал.
– Руки на стену! Чтобы я их видел!
Он был возбужден до предела, тем не менее бросил взгляд на офис паркинга. Его самолюбию польстила бы парочка свидетелей. Плюс запись с камер видеонаблюдения. Он не видел, где точно расположена камера, но она была здесь – одна из многих десятков тысяч по Москве, интегрированная в систему обеспечения безопасности в российской столице.
Зубарев глянул на Марцевича. Тот сместился левее и ниже, держа Кознова на прицеле пистолета, получил возможность изучить его профиль.
– Оглох? Руки в гору!
Кознов медленно поднял одну руку, и его ладонь коснулась холодного кафеля. Этого для милиционера было достаточно, остальное он сделает по ходу: заведет правую руку преступника за спину и набросит на нее кольцо наручников, потом возьмется за левую, которая уже была поднята. Да, так для него было удобней. Впрочем, Кознов был готов отработать против них и при другом варианте. Но этого не потребовалось.
Он молчал; в другой ситуации мог бы пустить в ход одну из речевых заготовок. Он своей покорностью давал милиционерам понять, что обескуражен таким поворотом событий. А может быть, они ошиблись и приняли добропорядочного гражданина за преступника?..
Удивительным было то, что Кознов, большую часть жизни проживший в столице, обратил на себя внимание только после того, как его объявили в розыск именно под этой фамилией. (Хотя с точки зрения профессионализма и оперативности милиции здесь было все в полном порядке). Речь шла о родственниках и знакомых Валерия, которым он мог попасться на глаза. Он имел навыки менять внешность, но больше по другой причине не стал менять ее посредством пластической хирургии: это боязнь потерять свое настоящее лицо. Несмотря на то, что он порой думал о полном разрыве с прошлым, все же связь сохранил, и была она очень прочной.
Он скосил глаза на Марцевича. Тот держал его на мушке, чуть склонив голову, демонстрируя издевку.
Кознов держал нож обратным хватом, но не в расслабленной руке, как это часто бывает, – он держал
