Зина уже полчаса маячила у лифта. Они вернулись с прогулки и оказались отрезанными от квартиры — добраться на пятый этаж можно было только на лифте. На сетчатом днище коляски лежали продукты, купленные на рынке у метро: капуста, картофель, молоко, яблоки — добрых десять килограммов. Кормление задерживалось, и привыкшие к четкому режиму малыши протестовали дружным плачем. Она ругала себя за то, что решила погулять по бульвару. С улицы уходить не хотелось — стояли последние теплые дни бабьего лета.
— Вы не поможете мне подняться в квартиру? — попросила Зина.
Она говорила в спину Петрову. Поздоровавшись, он протиснулся мимо коляски и быстро прошмыгнул к двери подъезда. Не успел. Услышав просьбу, он сморщился, но, когда разворачивался, изобразил на лице скорбь и раскаяние.
— Честное слово, страшно спешу, извините. — Петров развел руки в стороны и жалостливо улыбнулся.
Многодетная мать различать улыбки решительно не умела. На глаза навернулись слезы, и она отвернулась.
«Плохой дядя оставляет в беде несчастных младенцев и их плачущую мать-шизофреничку, — мысленно чертыхнулся Петров. — Пропади ты пропадом».
Он подошел к коляске:
— Как мы будем транспортироваться?
— Я возьму Ваню и Саню, — обрадовалась Зина, — а вы коляску, только она тяжелая. Если бросить здесь, обязательно стащат, несмотря на замок в парадном.
«А на другую у меня денег нет», — добавила она про себя.
«Голубушка, — подумал Петров, — мне дешевле тебе новую купить, чем пропустить сегодняшнюю встречу. Надо же — Ваня и Саня, вот деревня».
Коляска действительно была очень тяжелой и неудобной. Добравшись до пятого этажа, Петров решил, что без душа и смены рубашки ему теперь не обойтись.
Зина открыла дверь, и Петров увидел веревки с разноцветными пеленками, ползунками и прочей детской одежонкой. Что-то в этой картине было знакомое. Наверное, видел в каком-нибудь итальянском фильме, где взбалмошная жена в окружении оравы вопящих ребятишек устраивает сцены мужу- твеласу.
Петров посмотрел на часы: если позвонить прямо сейчас, возможно, успеет перенести встречу, потом заскочит домой и переоденется.
— Где у вас телефон? — спросил он. — Можно я позвоню?
— На кухне и в большой комнате, — сказала Зина. — Спасибо, что помогли. Дверь потом захлопните.
Она прошла в спальню, села на диван, расстегнула блузку и вытерла влажной салфеткой грудь — плохо, конечно, что не помылась в ванной, но там бродит сосед, а дети уже сипят от крика, Зина приспособилась кормить обоих сыновей одновременно. Полулежа на диване, она подкладывала под спины детей подушки и устраивала их валетиком у своей груди. Когда родная сестра Валентина впервые увидела их в этой позе, невольно сморщилась:
— Как свиноматка.
— Ничего ты не понимаешь, — ответила Зина.
Восемнадцатилетняя Валя не понимала, как можно радоваться тому, что твое тело превратилось в молочную фабрику, а сама ты больше напоминаешь животное, чем человека. Утверждение Зины, что кормление — единственный в жизни физический контакт матери и ребенка — есть суть материнства, оставалось для Вали абстракцией.
Петров стоял в проеме двери и наблюдал, как два пухлых сосунка, положив ручонки на небольшую, но крепко налитую грудь, исступленно втягивают в себя молоко. Их мать что-то ворковала, целовала то одну, то другую макушку. Лицо у нее было счастливо-отрешенное.
«Ясно, почему художников всегда тянуло писать материнство, — подумал Петров. — И никто, похоже, не добился успеха. Не догадывались дать в руки кормящей матери двух младенцев».
— Левый, кажется, халтурит, — сказал Петров вслух.
Зина подняла голову. Она не испугалась и не смутилась. Сосед видит в ней сейчас дойную корову. Пусть, пусть усмехается, сытый купчина.
— Как там мой телевизор? — спросила Зина. — Не мелькает изображение? Звук не пропадает?
— Так это ваш? — воскликнул Петров. — Хоть убейте, не мог вспомнить, откуда он у меня взялся. Мы футбол хотели посмотреть, а мой телик накрылся.
— А мой?
— Ваш в порядке. Значит, вы столько времени на меня злитесь? Ведь сами не пришли, не попросили обратно.
— Ждала, когда придете за холодильником, чтоб уж вместе забирать. Только в следующий раз, когда вам понадобится бытовая техника, не ломитесь ко мне среди ночи, дождитесь утра.
— Договорились.
Петров продолжал посмеиваться, но Зине было не до смеха: нужно было заканчивать кормление.
Зина быстро убрала грудь.
— По-моему, вы спешили, — намекнула она.
— И продолжаю, — ответил Петров.
Но вместо того, чтобы удалиться, подошел ближе и стал наблюдать за тем, как Зина меняет пеленки малышам. Он успел заметить, что соски у нее странного ярко-розового цвета. До крови, что ли, дети ранят мать? Он не стал уточнять интимные подробности, кивнув на детей, спросил другое:
— Вы их различаете?
Каждый, кто видел близнецов, задавал Зине этот глупый вопрос. На ее взгляд, Ваня и Саня были совершенно разные.
— Различаю, привязываю тряпочки. — Она кивнула на забинтованный пальчик Вани.
Ванечка поранился, засунув пальчик в треснувшую пластмассовую игрушку.
— Ага, — хмыкнул Петров, — по утрам решаете: сегодня это Саня и бинтуете.
— Наоборот.
— Ясно, на следующий день наоборот.
Кажется, сосед был настолько глуп, что принял ее слова всерьез.
Зина разогнулась, потерла рукой ноющую поясницу, собрала мокрые пеленки и пошла в ванную.
— Почему вы не пользуетесь памперсами? — спросил сосед.
«Потому что у меня нет денег на них», — мысленно ответила Зина.
— Считаю их вредными, — сказала она вслух. — Памперсы — это же постоянный компресс. Яички у мальчиков перегреваются, могут воспалиться, потом детей у них не будет.
Эти аргументы она вычитала во время беременности в одном журнале. В статье их как раз опровергали.
— Сейчас самое время заботиться о потомстве Вани и Сани, — усмехнулся Петров. — Как вас зовут?
— Зина.
— Редкое имя, какое-то деревенское. Меня кличут Петров.
— А вам с именем так не повезло, что произносить его стесняетесь?
— Верно. — Петров опять улыбнулся. — Меня зовут Павлом. Народ имеет обыкновение использовать вариант Паша, а он мне не нравится. Потому что напоминает уборщицу тетю Пашу из нашей школы.
У меня с ней не сложились отношения.
— Вы, наверное, брали у нее швабры и забывали вернуть.
— Да принесу я ваш телевизор, вечером принесу. А с головой у вас, кажется, все в порядке, — сказал Петров, прощаясь.
— Не могу сказать то же самое о вашей, — тихо ответила Зина уже в закрытую дверь.
Краем уха она услышала характерную возню и пошла разнимать драчунов.
Петров окончил мехмат МГУ. В дипломе его специальность называлась
