с головы до ног.
— Парень, парень, — вздохнул он, — эх, парень, и не совестно тебе? Откуда ты такой взялся? Взгляни на своих друзей!..
— Пугала огородные! — буркнул Ханси.
— Бравые дуйбольные молодцы! — с упреком сказал господин Харчмайер. — На Титуса посмотри! Бери пример с Титуса! Вот как надо выглядеть!
Титус Низбергер и впрямь блистал среди всех блистающих дуйболистов. Тетя Мелания прислала ему не только красную ленту на подвеску плюс шапочку и наколенники. Сверх того она снабдила его кожаным браслетом и клиновидным нагрудником, который поддевался под куртку и здорово улучшал обтекаемость корпуса. К тому же, чтоб быстрее бегать по жесткому мерзлому грунту, Титус подбил кроссовки шипами. К тому же его мама, по совету Анны Зудмайер, связала трехпалую рукавицу. К тому же отец подарил ему четыре миниатюрных коровьих колокольчика. Они подрагивали, перезваниваясь, на ленточной: подвеске. К тому же на нем были ветрозащитные очки (которые иной раз совсем не отличить от солнцезащитных).
Другие дети хоть и уступали Титу су, но тоже были чудо как хороши. У Лисмайерова Губерта сзади, пониже спины, была укреплена обтекаемая подвеска, смахивающая на хвостовой плавник. Господин Лисмайер смастерил ее из жести.
На Харчмайеровой Марианне красовались — в этом году, в общем-то, абсолютно не модные — ее самые старые, узкие и тонкие брючки из джерси. Они плотно обтягивали ноги Марианны, не трепыхались на ветру и не морщили. Это резко уменьшало сопротивление воздуха. Волмайеровский отпрыск даже налокотники нацепил. Нечего и говорить, что все дула были в красочных наклейках, изящные подвески (это словцо закрепилось с легкой руки господина учителя) переливались всеми цветами радуги. (Только на Ханси по-прежнему болталась старая веревка.) И пены были размалеваны на диво. Господин пастор запечатлел на своей пене альпийский ландшафт; Марианна перенесла на пену целиком меню папашиного заведения; Тюльмайер, известный любитель рыбок, испещрил всю поверхность пены золотыми рыбками. Харчмайеровская пена была в красный горошек, а его запасная пена сплошь в синих звездах. (Едва ли не каждый верхнедуйбержец приобрел у господина Верхенбергера два или даже три шара, а господин Лисмайер купил Губерту второй фен. Для тренировок. Чтоб боевое дуло не износилось раньше времени.)
Кари и Карин Верхенбергер нарядились и снарядились абсолютно одинаково.
— Дуйбольные близняшки да и только! — сказала своему мужу госпожа Верхенбергер.
А поскольку все у Кари и Карин было одинаковым, они стояли посреди луга и спорили из-за пен. Одна из двух пен (обе в розочках) вроде бы лучше слушалась воздушной струи, и та, что вроде бы получше, принадлежала вроде бы Кари. Но так как шары были одного веса, одного размера и одной формы, то разобраться, какой именно принадлежит Кари, было невозможно. Одна пена лежала у их ног, за другую шла борьба.
— Моя пена! — рванул на себя шар Кари.
— А вот как бы не так, она моя! — рванула на себя шар Карин, врезала Кари полукедом по лодыжке. А поскольку у нее на полу-кеде тоже были шипы, то Кари заверещал, словно его резали. Господин учитель подбежал к обоим и расцепил их.
— Весь наш праздник насмарку пустить решили! — взревел он возмущенно. — Марш по местам и чтобы немедленно помирились! Вы же в спорте друзья-соперники, спорт призван сплачивать людей!
Друг-соперник Карин умчалась вроде бы с лучшей пеной. Друг-соперник Кари подхватил вроде бы худшую, плюнул вслед сестре и побрел к краю поляны, где на семи сшитых в одно полотнище льняных скатертях, натянутых между двумя высоченными мачтами, значилось — СТАРТ. Там уже собрались все дуйболисты. Взрослые и ребята.
Престарелые дуйболисты, госпожа Лисмайер, маявшаяся воспалением вен, господин Рогмайер, у которого одна нога с рождения была высохшая, а также Волмайерша, которая должна была на следующей неделе разродиться, участия в общедеревенском чемпионате не принимали. Они расположились на скамьях между коровьими флагами. К ним подсели и нижнедуйбержцы: Козмайер, Курицмайер и Свинмайер.
Господин учитель, наэлектризованный, как шаровая молния, носился по большой поляне. На нем лежала прорва разных забот. Он был душой всего празднества. Поплевав на указательный палец, он поднял его вверх. Та сторона пальца, что была обращена к финишу, подсохла быстрее, чем та, что глядела на старт.
— Так-так, ветер встречный, — озабоченно констатировал господин учитель.
— Ну тогда шпарьте от финиша к старту! — предложил Свинмайер.
Господин учитель возмущенно мотнул головой и сказал:
— Свинмайер, так рыцари спорта не делают! Рыцари спорта открыто принимают бой с коварством природы!
— Ну тогда принимайте же бой, наконец! — бросил Свинмайер. У него уже порядком замерзли ноги.
Но господин учитель все еще не мог начать праздник и чемпионат. Кого-то он поджидал. Гостя он поджидал. Он ему вчера позвонил и сказал, что его наипервейший человеческий долг — появиться на празднике.
— Давайте начинать, начинайте, пожалуйста! — шумели уже ребята.
— Тихо! — повысил голос господин учитель. — Мы ждем почетного гостя!
— Тихо! — поддержали его родители. — Наш гость — важная птица, без него никак начинать нельзя!
Господин пастор в словесной перепалке не участвовал. Он совершал пробежки вокруг одного из флагштоков — разогревался. Хуже некуда — соревноваться с остывшими мышцами.
На Главной площади просигналила машина.
— Это он, — возвестил господин учитель, — сейчас он появится. — Кто, кто появится? — загалдела ребятня.
— Пресса! — благоговейно зашушукались родители.
«Пресса» явила себя в лице газетного репортера Грачмана. Газетный репортер Грачман прежде ежегодно проводил здесь зимние отпуска (когда в долине еще был снег). Теперь же в свой зимний отпуск он ездил в одну из девяноста семи долин, что слева и справа от Дуя, но притом считал себя по отношению к верхнедуйбержцам вечным должником.
Во-первых, он так и не расплатился с господином Лисмайером за свое последнее проживание в гостинице, а во-вторых, верхнедуйбержцы спасли ему жизнь три года назад.
Тогда репортер Грачман по глубокому снегу напоролся на дерево, сильно ударился головой, потерял сознание и лыжу. Свежевыпавший снежок запорошил несчастного.
Когда единственная и бесконечно одинокая лыжа, соскользнув по отвесному склону в долину, уткнулась в ноги сгружающего пиво господина Лисмайера, тот сразу же поднял тревогу: «Мамочки родные! Лыжина-то репортера Грачмана! В горы — спасать!»
В течение трех долгих часов верхнедуйбержская горноспасательная служба — то бишь все обитатели Верхнего Дуйберга поголовно — прочесывала и перелопачивала заснеженные склоны в поисках газетного репортера Грачмана. Они отыскали его, свезли в долину, растерли снегом, сделали ему искусственное дыхание и в конце концов выходили. С тех пор репортер Грачман помнил добро.
Господин газетчик приближался к большой поляне, издали здороваясь со всеми и приветственно размахивая руками. На животе у него болтался фотоаппарат, а из карманов пальто торчал блокнот с самопиской. Звонивший ему господин учитель предупредил: дуйбольный праздник во что бы то ни стало должен попасть на газетную полосу.
Репортер Грачман достиг большой поляны, господин учитель скомандовал: «Начинаем!»—а чтобы до всех дошло, он свистнул в свой судейский свисток. Один раз коротко и один раз длинно.
Все верхнедуйбержцы встали по стойке смирно. Сидевшие на скамьях вскочили и тоже вытянули руки по швам. Господин учитель выбежал на середину поляны и с ходу начал темпераментно дирижировать, верхнедуйбержцы грянули:
