налил Анне чай и сам сел рядом.
—
Ты-то чего один маешься?
—
Сама знаешь, откуда взялся.
—
Так уж боле месяца, пора оглядеться.
—
Зачем? Мне и так кайфово! Ни одна не пилит, навар не просит. Ем и пью, сколько хочу, в зубах никто не считает, как ты у своего, — оглядел бабу косо, та поежилась. — Все вы только до росписи покладистые. Зато как узаконились, враз зубы наружу выставили. И главное, каждая норовит командовать мужиком.
;— Мы со своим не были записаны. Да и к чему? Алименты с чего брать, если он не работает? А то, что
Степку
не нагуляла, весь поселок знает. Хотя, кому какое дело? Важно, что не загубила жизнь.
—
Это верно! — согласился Гоша.
—
А у тебя дети есть? — спросила Анна.
—
С какой сырости? Откуда им взяться? — удивился поселенец.
—
Как
же без них? Нетто никогда бабу не имел?
—
Этого хватало как грязи, но до ребятни не доводил.
—
А почему?
—
На ночь
все годятся! Под одеялом — каждая
цветок. Зато утром
глянешь, откуда жаба взялась?
Такую не только
в жены, на порог пускать не стоило.
—
Небось,
по пьянке возле пивбара не разгля
дел,
—
поняла
Анна по-своему.
—
Не
в том
суть.
Рожа — дело десятое. Она для
жизни
—
не
главное. Зато душа! Но где она у вас
прячется?
И бывает ли она у баб? — отмахнулся
Гоша.
—
Видать, мы разными кнутами биты. Оттого и
теперь
не верим. У каждого своя болячка воет
и свербит,
— согласилась баба и потянулась к тело
грейке.
—
Пора
мне домой! Спасибо тебе за все. Ведь вот вроде чужой ты еще в поселке, а для меня —
что брат
родной.
—
Посидела б еще с часок, может, и теплее назвала, — подморгнул бабе.
Та смутилась, покраснев, и ответила тихо:
—
Не своею волей, пурга загнала, — натянула телогрейку на плечи.
—
Куда намылилась? Я ж сказал, что не выпущу до конца пурги! Ведь не дойдешь! А наткнешься ли еще
раз
на жилье?
—
Теперь
не заблужусь, — ответила уверенно.
-
Не дергайся, пока не схлопотала! Канай тихо! Вон шмыгай на койку! Утром отведу!
—
Не могу! Сердце изболится!
—
Заглохни, жива будешь! Пусть Степка тебя живую встретит. Это обрадует, слышь? Не испытывай судьбу в другой раз, чтоб не обозлить ее. Ложись и спи. Может, оно не так удобно, как у тебя дома, но лучше, чем околевать в сугробе.
—
Не хочу, чтоб ты из-за меня на полу спал, — покраснела женщина.
—
А что предлагаешь?
—
Не знаю. Но не хочу, чтоб мучился!
—
Давай валетом ляжем, — предложил Гоша.
—
Я на табуретке с час пересижу и пойду. Светать будет, — предложила женщина.
—
Слушай, мы — не дети! Иди, ложись! Сама знаешь, что еще и завтра буран не стихнет. Тут уж не до чванства. Дыши по условиям. Главное — выжить, прав тот, кто додышит. И ты мне не указывай в моем доме, — сдернул с Анны телогрейку, подтолкнул к койке.
Она легла поверх одеяла, свернулась калачиком. Гоша достал из- под кровати старый матрац, положил на пол и лег, не раздеваясь. Только свет выключил.
—
Гош, а сколько тебе лет? — услышал тихое.
—
Много. Тебе зачем знать?
—
Жалко тебя…
—
Спи. Бабья жалость как змеиный укус. Не от каждого очухаешься.
—
Видно, тебе всегда попадались хреновые бабы! — посочувствовала Анна.
—
Все вы одинаковы! Ни одной нельзя верить.
—
А как же меня оставил?
—
Пурга принесла на хвосте. И потом всего на одну ночь. Ни в жены…
—
Ты думаешь, что в нашем Усть-Большерецке лучше найдешь?
—
Ну, ты, блин, даешь! Да я и не собираюсь искать себе бабу! Зачем морока? Через пять лет на материк уеду, насовсем. К чему туда бабу везти? Там своих — кубометры. Любую клей хоть в подворотне, хоть на скамейке.
—
А если не нравится она?
—
Чудачка! Прижмет, так и коза за красотку сойдет. Бывает, не до выбора, — прислушался к голосу пурги за окном.
Он явно ослаб, уже не гудел в трубе. И лишь в окно, наполовину занесенное снегом, уже заглянула рассветная полоска. Гошка встал. Ветер еще гулял вокруг дома, гладил холодными белыми крыльями макушки и спины сугробов, будто причесывал их, похожих на белых медведей, вышедших на охоту.
Корнеев увидел, сколько сугробов намела пурга. Дорогу к дому совсем не видно. Тропинка к реке переметена. Дома засыпало так, что даже крыш не видно. Лишь кое-где торчат трубы. Пока откопают, отбросят снег от домов, прилетит новый ураган, большей силы, и снова
Вы читаете Дикая стая