плечи, обожженные руки и спины.
Дождь стал спасением. И люди только теперь почувствовали всю тяжесть усталости.
Скорее домой — на отдых. Вот только бы хватило сил добраться до порога, ступить на него. С хохотом, песнями, криками, шутками влезли в машину и поехали, подстегиваемые дождем. Они больше не нужны были тайге. В ней оставались условники, которые сразу вспомнили о Митриче и палатках.
Глава 4
Продрогший Митрич сидел на санях и громко икал. Он не ел все три дня. Отвык дед харчиться в одиночку.
— Дед, подкинь жратвы! — донеслось с берега.
Вскоре подошел бульдозер. Иван выволок сани на берег. Пока их разгружали и ставили палатки, Митрич сварил обед. И только взявшись за ложки, вспомнили о новичках. Хватились Генки и Косого.
— Где ж они, туды их душу? — не понимал Шмель.
— Может, этих уродов поехали выгораживать? — предположил Трофимыч.
— Не будь их, не случилось бы пожара! Тоже мне — интеллигенты, не бывали в тайге ни разу. Не знают, как с огнем в лесу обращаться надо, — злился Сашка.
— Они — хрен с ними! Наши мужики где? — вертел Рябой взлохмаченной головой.
— Мы послали их встречный пал пустить. А они того почему-то не сделали…
— Загребли их, так выходит, — мрачно бухнул бугор.
— Нам легавых едино ждать. Чтоб указали новую деляну. Их и спросим, куда мужиков наших дели, — сказал бульдозерист.
А вскоре услышали условники цокот подъезжающего мотоцикла.
— С Косым и с Генкой уже разобрались. Тех, новых, тоже вот-вот привезет машина. Вы их сучкорубами ставьте, — предложил Лавров.
— Ну уж хрен всем вам, чтоб я с этими падлами в одной тайге дышал! Приморят ни за понюшку табаку и хлебай опять баланду в зоне! Вы, фраера, как хотите, а нам эти паскуды до жопы! Замокрить всех мало, говноедов! Пусть сами канают где хотят. Но не с нами, фартовыми! — заорал Шмель.
— Не ты тут распоряжаешься. Замолчать! — прикрикнул старший охраны.
Шмель глянул на него остекленевшими от лютой злобы глазами. Фартовые, перехватив этот взгляд, поняли: недалеко до беды. Увели бугра к палатке.
Шмель больше не обронил ни слова. Он не высунулся из палатки, когда машина привезла новичков. И Косой с избитой в синяки физиономией влез в палатку бугра. Там фартовый рассказал, как выбивали из него признание в Трудовом. Но не сломали… Да и Генка вступился. Шум поднял. Вот и выпустили из клетки на полуволю.
Бугор от ярости лицом чернел. Зубы скрипели так, что Косой умолк.
— Колись до жопы, кто метелил тебя в мусориловке?! — задыхался Шмель.
— Наш начальник и тот — Ефремов — со своими, — дрогнул обидой голос фартового.
— Ты-то хоть махался?-
— Не стоял же, усравшись! Тоже метелил мусоров!
— Кому вломил?
— Ефремову подвез. Будет помнить, как фартового морить.
— Так вот усеки: загребут тебя не сегодня, так завтра в зону. Приварят новый срок. Мусора не засветят своего дерьма. За то. что тебя трамбовали, тебя ж и приморят.
— А я при чем?
— Они сыщут…
Утром, когда все условники спали, охрана выволокла из палатки Шмеля, нацепила наручники и, затолкав в коляску мотоцикла, повезла в Трудовое.
Лишь через час проснувшиеся люди узнали, что в эту ночь умер Лавров. Сам или убит? С этим разберутся специалисты. Но вечером, перед сном, старший охраны ни на что не жаловался. Был в отличном настроении. Собирался в отпуск на материк. Говорил, что за хорошую организацию тушения лесного пожара его обещали поощрить. И вдруг умер. Не дождавшись ни поощрения, ни отпуска… А накануне ни с кем, кроме как со Шмелем, не конфликтовал. Фартовый единственный из всех мог быть подозреваемым.
Косой, услышав это, в комок сжался. Трофимычева бригада не верила в услышанное. Новички молчали. Фартовые в кучу сбились. Заговорили злым шепотом. Знали, скоро сюда приедет следователь. Разбираться будет. Убит иль умер? Но пока установит — время пройдет. И немало. Хорошо, если опытный, если не будет ошибки. Да кто ж такое гарантирует? А вдруг и впрямь Шмель оборзел и размазал старшего охраны? Но зачем? До воли так немного оставалось. Мог и потерпеть. Уж тогда пристопорил бы за все враз, за всякое слово. Выместил бы каждую обиду. Теперь это совсем некстати. Неужели не сдержался? И злоба разум помутила…
— Но ведь не впервой фартовым получать трамбовки у му- соров, грызться с ними по любому поводу. Тем более бугру. Нет, за такое не рискуют волей. Да еще за старшего охраны, а это известно даже сявкам — вышку можно схлопотать, — говорил Рябой тихо.
— Быковал он, когда я ему про трамбовку в Трудовом тре- хал. Кипел. Меня предупредил, что могу загреметь в зону. Значит, не думал мокрить, — говорил Косой.
— Сам накрылся, значит, увидят. Мусора нынче не без зенок. Не разгонятся гоношиться. Вишь, что наверху творится? Метут прежних! И до легавых доберутся. Иначе не стали б с виновниками пожара нянькаться, вредительство им пришили бы, ан нет! Ссут для завтрашнего! Чтоб свои калганы сберечь.
— Они фраера, политические! А мы — фартовые! Нынче — западло! Могут замести в зону. За нас с них спросу не будет! — перебил лысого законника Рябой.
— Хрен в зубы! Теперь за всякую душу спросят! А мы? В чьих лапах зоны от Мурмана до Магадана? В наших! Мы в них дышали и держали всех! Что может поменяться теперь? Иль зон не будет, ходки отменят? Мы нужны всегда! Нас повсюду знают!
— О чем балаган? Чего базарите? — подошел охранник и велел разойтись по палаткам.
Снаружи остались только Митрич и бульдозерист. Они готовили обед.
Тихо было в палатке Трофимыча. Сучьи дети, не знавшие беды от Лаврова, помнили, как наказал он за них фартовых, искренне жалели старшего охраны. И все же не верилось им, что убил его Шмель. Случались и раньше у них стычки. Да еще какие! Хотя бы та, с пробежкой. И ничего не произошло. Все живы были. Хотя Шмель после того два дня в себя приходил.
— Злопамятные они. Копили все. Не представлялось случая. А чуть подвернулся, они и ухлопали человека, — предположил Костя. Но охранники не поверили.
— Да брось ты дурака валять! Уж если бы они его убили, так хотя бы спрятали. Сунули бы под корягу иль в реку. Да и сами не ждали бы, когда за ними приедут, попытались сбежать, — возразил Илларион.
— Ну да, сбежать! Чтобы прямо на себя пальцем показать! Куда сбегут? Ведь Лаврова все равно хватились бы и нашли! Хоть в воде, хоть в земле! И тогда слинявшим сразу конец. Следствие долго не искало бы! С собаками, с автоматчиками поймали бы, — вмешался Трофимыч.
— Но ведь Шмель, если бы убил, неужели мог спокойно уснуть? — не верилось Харитону.
— Да что это — первый раз в жизни? Им убить охранника — подвиг! За это в зоне дополнительный навар будет. Так по их закону положено, я сам о таком от воров слыхал, — проговорил Костя.
— Нет, не может быть! Не убивал его Шмель! Облаять, пригрозить, ну, замахнуться — согласен. Тут же, когда до свободы так близко, — не мог. Логики нет, — не соглашался бригадир.
— Я другое понять не могу. Ведь Лавров не один в палатке спал. С тем гнидой! Неужели он ничего не слыхал, не видел? — напомнил Илларион.
— Этот всегда вне подозрений. Его Лавров сам пригрел. Это все знают. И охрана подтвердит. К тому ж на пожаре ожоги получил сильные. Три ночи не спал. Тут свалился вглухую. Вырубился. Мог не услышать. Какой ни негодяй, а живая душа. И его усталость валит, — вступился Харитон за новичка.
