канцелярский штамп.
Трое людей ждали около морга заключение о причине смерти Лаврова. Один — следователь. Тоже молодой, не терпится ему скорее истину установить. Убит иль умер? Ему положено на вскрытии присутствовать. Брезгливость мешала.
«А что от того теперь изменится? Человека не стало. Ему все равно Когда-то смерть приходит к каждому. Раньше иль позже, ее ие минешь», — подписал заключение Афанасий Федорович и, накрыв покойного белой простыней, пригласил ожидавших. Узнав о причине смерти старшего охраны, трое переглянулись в недоумении. О действии борца здесь, на Сахалине знали все, даже в глухих деревнях. Много скота им отравилось. Синие цветы его, с удушливым запахом, обходили даже звери. Считали, что лишь настоем цветов и корней борца можно отравиться насмерть. Запах может причинить сильную, до рвоты, головную боль. Но смерть… В это трудно верилось.
Афанасий Федорович понял причину сомнения. И, зная, что перед ним, помимо следователя, стоят прокурор и начальник милиции, пояснил доходчивее:
— Организм был ослаблен участием в тушении пожара. Ну и длительность воздействия не просто цветка — целой их поляны, что я отразил в своих выводах. Других причин смерти нет. Она — ненасильственная.
— Как долго, по-вашему, он вдыхал борец? — спросил следователь.
— Дело не только в продолжительности. Борец особо опасен за полчаса до восхода солнца. В это время достаточно один раз втянуть в себя его запах даже здоровому человеку, чтобы получить отек легких либо сразу — разрыв сердечной аорты. В остальное время, особо когда высохнет роса, борец может причинить головную боль. Но убить не способен. Сил не хватит. Нет пыльцы, она облетает на солнце и тут же погибает. Об этом как раз знают немногие. Если к борцу не прикасаться, пройти мимо, он вреда не причинит.
— Вы уверены, что борец стал причиной смерти? — все еще не верилось начальнику милиции.
— Не только в легких обнаружена пыльца, но и кожа ладоней обожжена соком борца. Посмотрите. Вот следы ожогов, полученных на пожаре. А вот эти — коричневые вспухшие линии — от стеблей борца. Это ни с чем другим невозможно перепутать. Ни одно растение, хотя ядовитых у нас немало растет, такого автографа не оставляет…
— Ну и случай, — вздохнул следователь. А за дверью морга, убедившись, что никто не слышит, сказал честно: — Не верю я, что по незнанию, что сам виноват в своей смерти он. Но докопаться до истины самому тяжеловато будет. Кравцова нужно привлечь. Он разберется.
— У Кравцова в производстве восемь дел. Самой сложной категории. Перегружен человек. Да и нельзя же валить на него все. Он не может работать один за всех. Пора и вам впрягаться. Хватит надеяться на него! — вспылил прокурор и, сворачивая к милиции, добавил коротко: — Постарайтесь уложиться в месячный срок. Отсчет начнем с сегодняшнего дня. И знайте, я не хуже вас осведомлен, что Лавров в тайге не новичок.
В этот же день следователь допросил Шмеля. Единственный подозреваемый едва ли не смеялся в лицо следователю:
— Зачем мне его гасить было? Коль в прокуратуре пашешь, надо знать — бугор никого своими руками не дду
замокрит. На то другие всегда сыскались бы. Но и это без понту. Мне охранник соль на хвост не сыпал…
— Вы с ним повздорили, — напомнил следователь.
— Я с ним все время гавкался. Всякий день. И что с того? Я и со своими лаюсь еще файней. Так что, за каждый брех мокрить? Заливаешь, гражданин следователь.
— Одно дело — ваши, другое — охранник. Его убить фартовые считали б подвигом.
— Это если б я в бега линял. Тогда — другое дело. Здесь — вовсе без понту. И трехни мне, ради всего — чем я его размазал? Нашел перо иль лапу, может, розочка с моими отпечатками завалялась там?
Следователь промолчал. А потом спросил в раздумье:
— Во сколько вы легли спать в ту ночь?
— Как с пожара прихиляли, похавали, я в палатку и враз отрубился. Три дня не спавши. Пожар тушили. Разбудила охрана…
— И не знали о смерти Лаврова?
— Нет. Как перед мамой родной. Если темню — век свободы не видать.
— Лавров вас незадолго до пожара наказал пробежкой. Всю бригаду. А это для вас потеря авторитета перед всеми. Восстановить его вы могли, убив охранника, — глянул следователь на фартового.
— Такое раньше проходило. Теперь, даже захоти я, не обломилось бы. Свои же зарубили бы. За убийство охранника я получил бы вышку, а кентов — в зону повернули. То даже сявки знают. Кому ж в честь такой авторитет? Скорей меня кенты прикнокали б, чем дали к охраннику подойти. Это раньше бугры заправляли, теперь отняли кайф. Как сход решит. Да и забыл я про ту пробежку. Все живы, ничего, оклемались.
— За что он вас наказал? — поинтересовался следователь.
— Я сдуру хвост на сучьих поднял. Раньше это проходило. А старший охраны кипеж поднял. Ну да кто старое помянет, тому глаз вон.
— Лавров обещал вас в зону вернуть? — поинтересовался следователь.
— Нет Такого никогда не ботал старший охранник. Это туфта!
— Вы письма с воли получаете?
— Нет! Без понту я кентам. Бросили. Три месяца — ни гре- ва, ни вестей. Наверное, попухли, замели всех мусора, — взвешивал Шмель каждое слово, зная, что все его ответы будут не раз перепроверены в Трудовом.
— До освобождения вам немного осталось. Куда собираетесь поехать? — поинтересовался следователь.
— Это мое дело. На воле я сам себе пахан и кент. За нее отчитываться никому не стану! — обрубил бугор зло. И добавил: — Никого я не гробил! Не имеете права меня тут морить. Нет у вас улик. Не можете предъявить обвинение! А сегодня — уже три дня! Утром закончились! Мне, что ли, напоминать? Выпустить обязаны! Чего резину тянете? И на вас управу сыщем за беззаконие!
— Даже мне грозите! А говорите — Лаврова пальцем не трогали! Да с такими замашками трудно верится, — смотрел следователь на фартового вприщур.
Шмель понял: его провоцируют. И замолчал. Перестал отвечать на вопросы.
Следователь решил все же посоветоваться с Кравцовым. И вечером, когда прокуратура опустела, зашел к нему в кабинет, зная, что тот допоздна не уходит с работы.
Кравцов уже слышал о смерти Лаврова. Знал, кому поручено следствие. Увидев молодого коллегу, не удивился. Выслушал его.
— Бесспорно одно: Шмель не убивал Лаврова. И никто из фартовых руки к этому делу не приложил. Шмеля я знаю по прежним его делам. Он убивал. На его руках много крови. Но эта смерть если и насильственная, то сделана тонко. Не ворами. Шмель ничего не смыслит в растениях, никогда не прибегал к помощи ядов. Грубый по натуре, он грубо работает. Его оружие — кулак, гусиная лапа, нож иль финка. На интеллигентное убийство не способен. Правда, свою жертву он обязательно спрятал бы. Чтобы время оттянуть. Об этом никогда не забывают блатные.
— Но как установить истину? — оглядываясь, спросил следователь растерянно.
— Допросите еще политического, который вместе с Лавровым в одной палатке жил. Хотя и эта версия о его причастности малореальна. И все ж… А Шмеля выпускайте. Он не убивал. Отправляйте в Трудовое незамедлительно. Вы уже превысили предельный срок задержания, а оснований для санкции на арест у вас нет. И к вам с возрастом придет расплата за ошибки в работе. Исправить, их будет невозможно. Старайтесь же их избегать. Работайте чисто.
Следователь не стал дожидаться утра. С ночным, последним поездом отправил Шмеля в Трудовое, извинившись за недоразумение
