— Я же сказал о требованиях: коммуникабельная, вежливая, миловидная и умная. У тебя эти качества полностью отсутствуют.
— Они есть! Ей Богу! Все имеются!
— Я убедился в другом! — отвернулся Михаил к Егору и попросил:
— Подыщи какую-нибудь девчуху за неделю.
— Тебе для офиса? — спросил Лукич посерьезнев:
— Ну да, конечно! Ни домой же прошу...
— А кто тебя знает! Скажи, как с жильем, какие льготы будут. Есть ли возможность обучения?
— Знаешь, когда подберешь, звякни мне, я подъеду и сам побеседую. На месте и решим.
— Я примерно понимаю, что тебе нужно. Знаю, кого предложить. Уверен, что согласятся.
— Егор! Мне только одна нужна!
— Понял. Но пусть у тебя будет выбор. Сам посмотришь, какая больше подойдет.
— Эх, были бы возможности! Я всех троих бы забрал!— загорелись глаза человека.
— Тебе когда нужна менеджер?
— Чем раньше, тем лучше. Давай так, ты поговори, а мне позвонишь. Я сразу подъеду. Не будем время тянуть.
— Хорошо! Только скажи, тебе обязательно с законченным высшим образованием нужно?
— Желательно. Сам понимаешь, со студентками, даже последнего курса, мороки много, а у нас производство.
— Понимаю! Учту!
— И еще! Желательно не семейную! — хохотнул Михаил.
— Ты, как всегда! Одно забыл! У нас холостяцкое общежитие! И хоть все мечтают стать семейными, мы не можем создать таким соответствующие условия! А потому, здесь живут только одиночки,— развел руками Лукич.
— Это же клумба, цветник, райский сад! Любой бы мужик тебе позавидовал! — рассмеялся Мишка.
— А через неделю, волками взвыли б,— невесело хмыкнул Егор.
— С чего ради?
— Да вон и недавно напились бабы в комнате. Именины отмечали. Даю слово, у меня мужики так не бухают. Эти бабы мужикам спать не дали до трех ночи. На столе плясали голиком. Хорошо хоть двери закрыли. Мужики в натуре поверили, что в общагу кобыл загнали. Когда дверь открыли, там одни русалочки. Все как одна пьяные и голые. Ни одна лыка не вяжет...
— Вот это круто, настоящий кайф! — хвалил Мишка тусовку.
— Зато я из-за той тусовки всю ночь не спал! — бурчал Егор Лукич, вспомнив недавнее торжество у девок.
Михаил вскоре умчался на работу, а Титов заглянул в прачечную. Он радовался, что даже брат не смог уговорить Настасью увезти ее домой.
Та уже не плакала. Загружала белье в машины. Она оглянулась на Лукича и спросила:
— Уехал мой брательник? Небось, просил вас подмочь уговорить меня? Да только вот зазря пекся! Я ни вчера в свет выкатилася и память не отжила. Ить я в тот день ни сама по себе, а с детями к ему пришла. Так оне даже ребятне моей хлеба не дали. Нешто забуду эдакое? Да ни в жисть! Мои мальцы и нонче Дениску не признают и видеть не хотят... А и легко ли было передышать ту беду? Ён на сучек находил деньги, а вот нам подмочь и не моги думать. Кажен день новых шлюх домой притаскивал. Оне были любимыми, а мы нихто! Ну, да спохватится бес, настанет и ево час.
— А что ж другой брат, тоже такой? — спросил Егор женщину.
— Далеко не укатилси. Не-е, баб не водил и не таскалси. Но пил без удержу. Потом хворь догнала. Требуха отказала. Ни столь живет, сколь мается. На единых таблетках сидел. Жрал их горстями. Деваться стало некуда. Высох в щепку. О какой подмоге просить, коли мужик своими ногами ходить не могет. В койке цельными днями лежит. Не живет, мучается. Никому не в радость. Теперь сам не рад, помереть хочет. Ан и это стороной обходит. Уж, какой год мается, со счету сбились. Чем он подможет? Да и язык не поворачивается просить у ево. Сам на ладан дышит. Хочь бы Господь сжалилси, определил бы Митьку! Дал бы ему либо жить, либо помереть. Отвел бы от ево те адские муки. Навовси извелся человек, жаль ево.
— По мне самое важное, что ты у нас осталась. Сама так решила. Спасибо тебе на том! — поблагодарил Лукич женщину.
— Егор, если б просвет имелси хочь в единой родной душе, нешто заявилася б сюда? — вздохнула Настасья и закончила тихо:
— Мине к родне итить, едино што на погост. Чужие жить заставляют, пекутся как за родную. Я от своих столько тепла не знала. Ну, да Бог всем судья, Ему ка-жен человек виден! Хто забидел, да простится им всем!..
Егор Лукич только головой качнул, подумав свое:
— Велико же терпение твое, Настенька!
А вечером к Титову пришли девчата из Настиной комнаты. Сели напротив, краснеют, не знают с чего разговор начать. Глянут на Егора и головы опускают, язык немеет.
— Ну, что у вас? Выкладывайте! — предложил насмелиться.
— Егор Лукич, возьмите от нас Ленку!
— Почему? Сколько соседок будем менять?
— Только Улю от нас взяли. И то в психушку.
— А Ленку куда денем? Столько вместе прожили и не сжились! Что стряслось?
— Она вконец оборзела! Не можем больше с нею! Уже ругались, просили, обещали выкинуть, ничего не помогает. Каждую ночь оставляет кого-то из ребят, до утра кувыркаются. Ладно бы одна жила. Ну, а как о нас думать будут? Если разрешаем ей, значит, сами такие! Нам надоело! — выпрямилась Ирина.
— Да хоть бы с одним жила! А то уже скольких перетаскала! И каждого любит, жить без них не может, а мы красней. Даже бабки не стыдится. Никакого предела у нее! Уберите от нас секс-бомбу!
— Кого она приводила? — спросил Егор строго.
— Вы лучше другое спросите, кто у нее не был? Так будет проще! Ведь дождется, что с этажа вниз башкой сбросят. И заразу подцепить может. А все ж в одной комнате живем. Нужна нам эта морока!
— Сегодня у нее был хахаль?
— Конечно! Игорь Краснов! До шести утра резвились! Мы ей пригрозили, что выкинем из комнаты, она пообещала всех кобелей на нас натравить и добавила, что нас калеками оставят! — возмущалась Ольга.
— Да еще базлает стерва, будто мы ей завидуем! Совсем офонарела глумная дура! — не выдержала Ирина.
— Подождите! Сейчас разберемся! — велел позвать Ленку и Красного. Те пришли вскоре, переглянулись, увидев девчат, поняли, зачем их позвали.
— Неправда! Мы всегда спрашивали, можно ли зайти в комнату, пообщаться, они разрешали, никто не был против. А теперь взъелись. Завидуют, что ко мне, но не к ним пришли.
— Ты что? Дура! Чему завидовать? Ведь тебя за подстилку держат! — подскочила Ольга.
— Между нами ничего не было! — зашлась Ленка в визге:
— Мы только целовались!
— Ага! Низом!
— Не глуми голову! Не делай из нас дурочек! Или нужно было встать и включить свет?
— Они до шести утра целовались! Мы что, дети? Со всей общагой перецеловалась! Никакой совести нет! — возмущалась Ирина.
— А тебе что? Никто не беспокоил. К твоей койке даже не подошли! Чего выделываешься?-—орала Ленка.
— Молчать! Иль забыла, что посторонние не должны находиться в комнате позже десяти часов! — напомнил Егор.
