уставала. Успевала всюду. Помогала свекрови, Кузьме, молча, нигде не сорвавшись. Ловкая, сообразительная, работящая, она привлекла к себе внимание Кузьмы поневоле. И тот уже не оглядывался на Шуркины окна, легко, играючи стелил полы. Анька понимала его без слов, со взгляда. Вовремя подавала рубанок, стамеску, гвозди, молоток. Придерживала край доски, становясь порой на нее.
Легли спать уже в третьем часу ночи. Да и как легли! Присели на диван отдохнуть и задремали. Анька и сама не знала, как ее голова оказалась на плече Кузьмы. Тот, задремав, обнял во сне бабу, приняв за Шурку. Блаженная, тихая улыбка согрела его лицо. Так спокойно было у него на душе. Тихо посапывает на плече баба. Кузьма проснулся от удара в окно. Стекло зазвенело, но не разбилось. Очнулась и Нюрка. Спросонок не могла понять — что случилось, где грохнуло, кто упал? Подскочила к окну. Там ночь, темень, ни души.
— Пойду во двор! Кто это хулиганит? — собралась Анна.
— Не ходи. Не стоит. Иди спать. А и я тут на пару часов прилягу. Завтра надо закончить все.
— Кузьма! Как не хочется тебя отпускать. Не надо б мне и твоей работы, и зарплаты. Лишь бы был ты вот так, рядом…
— Рядом еще не вместе! Ты ить вовсе не знаешь меня.
— А что тебя знать? Твое прошлое? Оно уже ушло. Ни вернуть, ни исправить в нем нечего. Нынешнее — в твоих руках. Они у тебя сильные и добрые. И сердце теплое, чуткое. Что еще надо? — смотрела бесхитростно в глаза мужику.
Кузьма понимал все. Баба не хочет ждать, пока он сам на что-то решится, и вздумала не терять времени попусту, предложила сама совместную жизнь. Да, поспешно. Может, опрометчиво. Но видно, от Шурки о нем наслышалась и осмелела.
Еще вчера скажи она такое, услышала бы жесткий отпор, категорический отказ. Но… За прошедший день что-то случилось. Какие-то искры тепла, исходящие от Анны, согрели сердце Кузьмы, и он всерьез стал присматриваться к ней и не смог сказать ей «нет». Но и «да» не решался ответить.
— Аннушка! Ты хорошая баба! Но я мало знаю тебя. Да и дети, внуки. Не единый в свете. Не сам все решаю…
— Голубчик ты мой! Я ведь не гоню в шею. Я прошу — присмотрись! — потянулась к нему. И Кузьма обнял бабу. Нет, не целовал. Не горел желанием. Он окунулся лицом в волосы, пахнущие ромашкой. Ему было жаль уставшую от горя и одиночества женщину. Она была бы хорошей женой…
Но что это? Вдребезги разлетелось стекло в окне, обдав Кузьму и Анну колючими осколками.
— Да что же это творится? — кинулись во двор оба. Но там никого. Пусто, ни голосов, ни шагов. Кузьма глянул на дом Шурки. Темень в окнах. Нигде ни шороха, ни скрипа, ни огонька.
— Яблоко швырнули с улицы. Вот, с угла! Отсюда! И никого!
— Но ведь само залететь не могло! — не поверил Кузьма.
Заглянул через забор во двор соседки. И… увидел Шурку, притаившуюся за забором. Ему стало смешно. Он понял: она следила за ним каждый день, всякую минуту и решила помешать по-своему, по- бабьи. Понял, что ждет его Шурка, хочет вернуть. Но не решается сделать это открыто.
— Анна! Иди в дом. Я еще в огороде гляну. Может, там кого сыщу?
— Нет! Я с тобой!
— Иди стекло собери. Я быстро!
Перешагнул штакетник. Анна вошла в дом. Кузьма, подойдя к сетке, где спряталась Шурка, сказал тихо:
— Совестно тебе, Александра, за мной по пятам ходить и бить окна бабе, какая ни в чем перед тобой не виноватая! Молчишь? Но я вижу тебя. Иди. Воротись в дом… Прогнавши — теряют. Помни про то, — повернул к дому Анны.
Шурка сидела молча, кусая губы. Она сама от себя не ожидала такой дерзости, не хотела. Но увиденное испугало. Она поняла, что теряет Кузьму навсегда. Ей было больно до слез. Хотелось вернуть его. Но как? Она никогда ни у кого с самого детства не просила прощения. А тут… Даже бабка Надя о том говорила. Но нет… Просить прощения — не ее удел. Она никогда не согласится. Но Кузьма уходит. К Аньке. Может, даже насовсем. Он уже знает, кто разбил окно. Может, соседке расскажет. Станут смеяться над ней. И назло ей забудут снова про занавески, чтобы помучить ее.
Шурка тихо прокралась к сараю. Вошла оттуда в дом, глянула на соседские окна. Кузьма уже вырезал стекло. Нюрка сметала осколки на совок. Как много отдала бы Шурка теперь, чтобы оказаться на месте Нюрки. Но Кузьма, похоже, и не собирается мириться, возвращаться к ней. А соседка — баба цепкая. Она свое не упустит вспомнила, как та следила за мужем, не давая ему поухаживать за Шуркой. Нет, она ни разу не закатила громкий скандал. Но показала Шурке его письма из Афганистана А теперь решила отомстить за прошлое…
Шурке обидно до боли, что именно Кузьма увидел ее. Пусть бы Нюрка…. С ней проще. Этот теперь хохотать над ней станет. А и крыть нечем. Увидел, приметил в темноте.
А как надежно спряталась в кустах смородины. Хорошо хоть не при Аньке высрамил. Пощадил. Иначе та проходу не дала бы. Завтра вместе с бабкой на всю улицу растрезвонили б. A может еще и скажет им? Но ведь сами не видели. А Кузьме мало что померещится в ночи, у себя Шурка. «Нет! Не вернется! Так и сказал. Надо было сдержаться Но как если он так знакомо обнял ее, закопался мордой в волосы… И успел забыть все. А ведь говорил, что любит Да все они кобели! — смотрит на соседские окна. Кузьма уже вставил стекло. Закрыл окно. Нюрка задернула занавеску. — Кончилось кино! Сначала он на мое окно смотрел. Теперь я… В детей играли. Кажется, Доигрались. Он устал ждать. Недаром даже Яшка говорил, что всему предел есть. И терпению. Его — закончилось. Я опоздала. Так мне дуре и надо! А ведь конец того кино мог быть совсем другим'- отошла от окна Шурка. — Кто же это мог нафулюганить — ворчала старуха, разбуженная шумом. Небось детвора! Ведь яблоком кинулись. Воровали под самым окном… Увидели нас, решили напугать. Кто ж еще? Мы в своем околотке врагов не имеем. Да и нигде. Некому и не за что нам окна бить. А пацанам едино кому досадить! — успокаивала Анна бабку.
— Никого не увидела?
— Нет. Успели в чей-нибудь двор заскочить либо спрятались на дереве. Темно. Да и что теперь? Сбежавшего не поймаешь! Верно, Кузьма? — спросила Анна. Тот согласно
кивнул головой.
Отдохнуть ему уже не удалось. В этот день, постелив полы на кухне, вечером ушел Кузьма из дома
Анны. Не хотел брать деньги с вдовы. Но та заставила, сказав убедительно:
— Не берут с родни, с друзей. Мы покуда никем не стали тебе. А несчастных — полон свет. На всех даром работать — жизни не хватит. Вот если надумаешь к нам прийти насовсем, тогда другое дело. А пока я тебя зазвала, не твоя на то была воля, не сердце привело. Потому не обижай. Не нищие мы. Не последний кусок доедаем. Коли просили тебя, не за спасибо! И впредь, ежли позову, не откажи. Ну а сам свернешь, своей волей — завсегда тебе рады будем. Не обессудь, коли где не так. Мы — простые люди. Что на сердце, то и на языке. Не суди строго. И за помощь спасибо! Выручил! Не побрезговал нами…
Кузьма недолго ожидал автобус. Мельком глянул на окна Анны. Две женщины смотрели на него благодарно, улыбчиво, ожидающе…
Нервно дернулась занавеска в Шуркином окне. Значит, тоже смотрит. Но скрываясь за тюлем, чтоб не заметили.
«Эх, бабы! Где вы врете, где искренни бываете — кто поймет? А и мне нынче разобраться тяжко. Вот задача! Хотя о чем печалюсь? Две бабы лучше, чем ни одной! Так и Максим болтает всегда!» — улыбался Кузьма, входя в автобус. И вскоре вышел у стардома.
…Шурка, увидев, что столяр уехал, решила навестить соседок. Взяв несколько оладьев для угощения — все ж повод, — стукнула в окно. Анна, завидев ее, злорадно усмехнулась.
— Не выдержала! Прибежала! — кивнула бабке.
Та тихо рассмеялась.
— Входи! Чего топчешься? У нас дверь всегда открыта. Почему не заглядывала столько дней? — провела соседку на кухню.
— Да ты занята была! Чего мешаться? Вот и не приходила! Раз Кузьма у тебя был, значит, что-то делал, — глянула на полы и добавила: — Вишь, полы перебрал. Всюду
