не случайно. Я о том узнал еще ночью.
Оксанка съежилась, ее трясло.
— Не уходите, Петя! Мне страшно одной! Я думала, что у меня семья будет! Но и отец ушел! И я опять одна! За что?! — плакала женщина от отчаянья и горя.
— Ты не одна! Я покуда живой! Собирайся! Надо оформить все документы и похоронить человека! — предложил врач.
Петр Иванович оставил Оксану у себя дома. Вместе с Юрием получил все справки для похорон. Когда все было готово, в морг пришли сослуживцы покойного. По их просьбе гроб с телом перевезли в Дом офицеров и решили устроить похороны с соответствующими почестями.
Оксана едва держалась на ногах. Вокруг суетились люди, соболезновали, о чем-то спрашивали, что-то советовали. Она смотрела на них потерянно. Молчала… И, если бы не Петр и Юрий, вряд ли выдержала Оксана внезапное потрясение.
Сотрудник горотдела милиции пришел сюда по просьбе Петра Ивановича.
Он увел Оксану на лоджию, подальше от похоронных церемоний и велел держать себя в руках.
— Ты, едрена мать, не кисни, не гробь себя на корню, не теряй товарный вид. Иначе от тебя твой потрошитель откажется. Папаню уже не воротишь! А сама глянь на кого похожа стала? Будто у меня в бухарнике без баланды целый год канала не сравши. Если я теперь тебя нашим алкашам покажу, они до конца жизни будут верить, что мертвецы у нас в ханыжнике дышат! Глянь на себя! Ни один пердун старый к тебе 'на вальс' не приклеится! А ну! Подбери сопли и слюни! Собери все свои запчасти! Держись, как выродок солдатский! Чтоб отец в гробу за тебя не краснел! Человека с почестями провожают, а не сыростью на гробе. Ему не слезы, не вой, память добрая дорога! И чем дольше сохранишь ее, тем лучше! Поняла, девонька?! — шутил и отчитывал бабу одновременно. — Тебе на работу надо устроиться как можно скорее! Уходи из притона! Не позорься.
— Искала! И не нашла! Где найду теперь? Сейчас еще хуже стало!
— Я найду! И в институт свой вернешься! Договорился с ректором! Через неделю, чуть освоишься, скачи на свой факультет. Но… Смотри мне! Чтоб все чин-чинарем было! Без распутства и буханий! Иначе я с тобой разберусь! Я за тебя поручился! Потрошитель просил! Нас лажанешь, больше никто тебе не поможет! Откинешься и закопать на погосте станет некому! Доперла, бабочка!
Оксанка едва заметно кивнула.
После похорон и коротких поминок баба осталась одна в опустевшей квартире. Пока все убрала, занималась делом, была спокойна. А под утро, управившись, снова расклеилась.
Оксанка, сама того не зная, стала бояться одиночества. Она отвыкла от него. И теперь терялась, глохла от тишины, пустоты. Утром баба решила съездить к Тоньке, забрать свои вещи. Теперь ей не нужен был чужой дом.
Едва рассвело, она оделась и вышла из дома.
Антонина, увидев ее зареванную, позеленевшую, не на шутку испугалась. Но, узнав в чем дело, равнодушно отошла от бабы, не пожалев, не посочувствовав. Холодно подсчитала, сколько Оксана должна за жилье, и сказала вслед:
— Комнату за собой прибери! Нянек за тобой здесь нет!
Вернулась домой уже по потемкам, с чемоданами, сумками, едва
поместившимися в багажник такси. А в двери записка.
'Я не застал тебя, хотя приходил трижды. Ты вернулась на свою стезю! Что ж! Вольному — воля! Жаль только времени и сил, потраченных впустую! Такую, как ты, ничто не образумит и не остановит! Прощай…'
Баба рухнула на диван, взвыв от боли. Ей было обидно узнать, в чем ее заподозрили. Наревевшись вволю, набрала номер телефона Петра Ивановича, но тот либо не хотел поднимать трубку, предполагая, кто может звонить так поздно, либо уснул слишком крепко и не слышал звонка. Оксана не спала всю ночь, а утром позвонила Юрию, объяснила случившееся.
— Чего от меня хочешь? Помирить тебя с потрошителем? Да пойми, я в дела сердечные не лезу! Это — не по моей части! Я там, где беда, у тебя она миновала, коль про мужика вспомнила. Тут уж сама налаживай! Убеди, чтоб поверил! Если дорог он тебе, сама справишься! Третий, в таких делай всегда лишний! — положил трубку, не желая продолжать разговор.
Баба долго звонила патологоанатому, но бесполезно. Тот не подходил к телефону. И Оксана решилась съездить к нему.
— Петра Ивановича нет! Уехал он к своим на выходные. В пригород. А где они живут, я не знаю! — ответила старая санитарка тетя Дуся, смерив бабу недобрым взглядом и вытеснила из морга.
— Тетя Дуся! Он очень нужен мне! Я не могу без него! Помогите найти Петю! — взмолилась баба.
— Сама виновата! Терять легко, вертатъ мужика завсегда трудно! Чем подмогу, коль обидела его?
— Не виновата я! За вещами своими съездила, забрала все! Пока собирала, комнату прибрала, времени ушло немало.
— Ты эти сказки другому обскажи! На что одна поехала? Не предупредила, не сказалась заранее! Знать было что скрыть, свое на уме держала! Да не получилось! Теперь, когда не отломилось, хочешь к нашему соколику воротиться? Нет! Я на его месте не простила б! Не поверила тебе! — насупилась старуха.
Оксана постояла у двери дома, она впервые оказалась закрытой перед нею.
— Петя! Я люблю тебя! — вложила записку баба и пошла к могилам — на кладбище. Она пробыла там до вечера. А когда возвращалась, увидела, что в доме патологоанатома по-прежнему темно и пусто.
Вернувшись домой, решила сама поискать работу, позвонив по справочнику в фирмы, на биржу. Но… Были выходные дни и никто не ответил ей.
Оксанка страдала от одиночества. Целых два дня пустоты! Как пережить их?
Баба протирает книги на полках, следы пальцев с полировки шкафов. И неотступно думает о Петре, отце, обо всем, что случилось совсем недавно.
Петра Ивановича она долгое время считала обычным клиентом. Потом, общаясь с ним, стала привыкать к человеку, появилось уважение. Она незаметно для себя стала вспоминать его, когда тот не звонил, не звал к себе. Она выделяла его изо всех. Потом Оксанку потянуло к нему. Может, в том был виноват проливной холодный дождь, когда по его зову она пришла, не глядя на сырость и слякоть.
— Ксюшка! Ты все же приехала?! Ну, спасибо тебе! — взял ее за руки, заглянул в глаза улыбчиво, светло.
Сколько тепла и радости светилось в его глазах! Он радовался ей не так, как радуются потаскушке, он встретил, как друга, как любимую… А может, ошиблась и показались ей те искры в глазах, мелькавшие озорными огоньками, яркими звездочками, загоравшимися из самой души.
Они сидели перед открытой дверцей топки у горящей печки, прямо на полу. Он укрыл ее плечи пледом и долго рассказывал, как в студенчестве подрабатывал летом у лесорубов в глухой сибирской тайге.
Петр Иванович был прекрасным рассказчиком:
— Знаешь, я первое время не мог спать ночами. Все боялся чего- то. От каждого звука, шороха сразу подскакивал. Надо мною мужики смеяться стали. И все шутили, что я медведя по стойке смирно встречу. Но где там до мишки, ежа испугался, когда тот из куста выскочил, не стерпел оскорбления мочой. Я же — в палатку с воем! Мужики как увидели, кого испугался, от смеха мокрыми были. А в конце лета случилась оказия. Полез за малиной один из лесорубов, полакомиться вздумал. Там и медведь пасся. Нос к носу встретились. Зверюга сразу на дыбы. Вмиг подмял мужика. Я и сам не знаю, как это случилось! Топор у меня в руках был. Вот и бросился на медведя… Один раз топором его огрел. Оказалось — удачно. Добавлять не пришлось. Враз рухнул мордой на землю. На том конец ему пришел. Лесорубы на помощь припоздали. Им осталось вытащить мужика из-под медведя. Слава Богу, тот лишь испугом отделался. С тех пор надо мной уже не подтрунивали, хотя я не изменился. И до самого последнего дня боялся и не любил тайгу. Просто в экстремальной ситуации не растерялся. А может, именно со страху, от злости медведя убил, выместив на бедолаге все отношение к тай
ге! Мужики звали меня приезжать к ним каждый год на каникулы. Да куда там! Каждому свое… Лишь потом понял, что не я тайгу, она меня не признала. И выдавила из своей глуши навсегда. Ее, как женщину,
