Никитична не ответила. Она сидела, уставившись в одну точку, не видя и не слыша никого.
Акимыч кропил ее святой водой, окуривал ладаном, обносил свечой, читал молитвы. Но женщина не шевелилась, не подавала признаков жизни.
— Она умерла? — задрожала в испуге Катька.
Лесник выдернул перо из подушки, поднес к носу
женщины, перо едва заметно шевельнулось.
— Жива голубушка! — увидел сцепленные до боли зубы. Надавил на желваки двумя пальцами и громко прочел «Отче наш», влил женщине в рот с глоток святой воды, перекрестил спину, грудь, голову. И тут же услышал тяжелый вздох. Ольга повернула голову. Увидела лесника, Катю, Димку и словно проснулась, попросила воды.
— Ольга! Ты хочешь спать? — спросил Акимыч.
— Нет! — ответила сипло. Она огляделась вокруг, попыталась встать, но не смогла. Катька с Акимычем вывели ее во двор. Женщина жадно дышала.
— Мам, ты присядь! — попросила Катя.
— Эх-х, дочка! Нет у нас больше отца! — вспомнила баба и разрыдалась, закричала на всю улицу. Акимыч запретил ей мешать:
— Пусть голосит! Нехай горе наружу прорвет, как чирий. Скоро ей полегчает. Только не сдерживайте. Не то горе осядет внутри хворобой. Потом шилом вылезет. Попробуй, исцели!
Ольга кричала долго. Лицо опухло, покраснело. Акимыч шептал заговоры, обвязал лоб Никитичны шерстяным поясом и часто давал женщине святую воду. К вечеру Ольга вернулась в дом. Лесник дал ей чай с медом и уговорил прилечь в постель. Та послушалась и вскоре уснула.
— Никто с вас не моги напоминать ей про Силантия. Уводите бабу от горя. Как смогете отвлекайте. Иначе сердце не выдержит, слабое оно и больное. Щадите! Ить сама она не одолеет беду. Ты, Катеринка, давай ей отвар липового цвета. Нехай как воду пьет. Ежли что, подскочите за мной, ну, а нынче пусть спит. Не пужайтесь, спать будет долго. Для жизни силы надобны. Не будите, не мешайте ей,— засобирался домой.
Никитична проспала двое суток. Племянники сами управлялись на ферме. Катька заботилась по дому. Димка неотлучно следил за бабкой, не отходил от нее. Когда Ольга Никитична встала, все вздохнули с облегчением. Женщина тут же вспомнила о ферме, о своем хозяйстве и сказала:
— Что ж это я прокисла? Силантий такое не простит, обидится. Жить велит. Надо его слушаться.
А еще через три дня она сама управлялась на ферме, хлопотала по дому.
Перед отъездом Катька рассказала матери об Александре Степановиче. Никитична сокрушенно качала головой и ответила:
— Грех это дочка! В роду нашем никогда друг дружке не изменяли. Хотя не все жили дружно, грязи меж ними не было. Ты первая на блуд решилась. Такое даром не проходит.
— Колька и вовсе другую жену имел! Чем я хуже? Иль не человек?
— И с него спросится. Но не тобой.
— Мама! Мне хорошо с Сашей. Мы любим друг друга. Он мне совсем родной. Он самый лучший! Если б я за ним жила, никакого горя не знала б! — рассказала о деньгах, как забирал их у нее Колька.
— Вовсе потерял себя мужик. Сам себя в грязь втоптал. Но коли так сложилось, разведись по- честному и уходи к Саше. Вот только Димку как поделите? Этот к чужому дядьке не пойдет. Колька тоже не отдаст сына. Вот и подумай, как между двух огней станешь жить и как сыну про свой блуд скажешь?
— Он не малыш! От отца ничего доброго не видит. Кажется, он уже все понял, откуда беру деньги. Сын не осудит. Мы с ним столько бед нахлебались от Кольки!
— Какой ни на есть, он родной отец! — упорствовала Никитична.
— Это ты так считаешь, а Димка меня поймет! — спорила Катька.
— Тебе виднее! И все ж попробуй в своей семье наладить жизнь. Вот ты говоришь, что Сашка хороший. А почему он до этих лет один живет? Никто его не хочет, иль сам обормот хуже Кольки?
— Не повезло, нарвался на тварь! — защищала Катька человека.
— А кто себя говном назовет? Сказать о другом что хочешь можно. Не всему верь, дуреха! Не спеши, присмотрись! — советовала мать. И сказала нахмурившись:
— Был бы жив отец, велел бы головой думать, а не тем, что промеж ног растет!
— Мамка! Мы любим...
— Ты и Кольку любила! Мы все были против, а разве послушалась? Помни, дочка, двух любовей на одну жизнь не дается никогда. Удержи первую, она от Бога! А еще знай, что никогда второй мужик не будет лучше первого. Это многими жизнями проверено. Как бы ни попала из огня в полымя. Стерегись. И не забывай про Димку, он тебя не простит. Живи не для своей похоти. Она с годами гаснет, проходит насовсем. А вот сын тебе до конца жизни, на всю судьбу один.
— Мамка! Сколько раз ты предлагала бросить Кольку, переехать к тебе?
— Но я никогда не советовала таскаться от него! — глянула на Катьку так, что та вобрала голову в плечи.
— Не позорь семью! Остановись! — попросила мать тихо, увидев внуков, вернувшихся с фермы.
Катька вечером решила вернуться в город. Димка попросился остаться у бабки еще на три дня. Здесь в деревне ему все нравилось, а Катя устала, соскучилась по работе, по Сашке и уехала последним автобусом, помахав рукой матери и сыну
Колька первые дни отдыхал от своих. Вернувшись с работы, спал сколько хотел, смотрел телевизор. Но вскоре все надоело. Устал от тишины и одиночества. Потому, когда увидел Катьку, неподдельно обрадовался:
— Вернулась, Оглобля! Наконец дождался! А где Димка?
— Попросился на тройку дней остаться.
— Чего это? Иль тоже деревенские девки завлекли мальца? Тут его городские разыскивают. Спрашивают, куда делся, когда вернется? — улыбался мужик озорно:
— Растет! Скоро мужиком станет!
— Рано ему с девками встречаться! — буркнула баба.
— Нас не спросит. Придет его время, мы и оглянуться не успеем, как станем дедом с бабкой! Кстати, мать приезжала. Продуктов привезла. Спрашивала, от чего умер Силантий, а ты мне не сказала по телефону, да и я растерялся, забыл спросить.
— Сердце сдало. Как-то сразу свалило. А и мать едва откачали. Акимыч помог.
— Надо было б Никитичну к нам хотя бы на месячишко забрать. В городе она быстрей бы в себя пришла. В деревне, в четырех стенах только и будет реветь по мужику. А жили они дружно, ей есть что вспомнить и о ком пожалеть.
— На кого ферму и хозяйство оставит? Она надолго внукам не доверит.
— Слышь, а тебе с работы часто звонили. Все спрашивали, где ты и когда вернешься? Ну я и ответил, что не на свадьбу, на похороны поехала. Там разве угадаешь, когда и как все сложится? А и мать осталась одна, она старая, с нею побыть надо...
— Спасибо, Колька! Все правильно сказал,— присела на кухне устало.
— А тот мужик все тарахтел, мол, почему не сказала? Мы б венок купили, материальную помощь оказали. Я и ответил, что ты сама не знала, что отец умрет. К живому ехала. Он же взял и помер. Чтоб впустую дочка не моталась. А насчет венка и денег оно и теперь кстати. Одни поминки сколько потянут, уму непостижимо. Кажется, меня тот мужик понял. Сказал, что учтет услышанное. А значит, что-то подбросит нашей семье,— потер руки.
— Колька! Ты и эти хочешь забрать? Они материнские, на поминки дадут. Неужель, вовсе совесть потерял?
— Оглобля! Ты что рехнулась? Зачем деревне деньги? Там самогонки море, хоть залейся, закусь своя! А похороны уже прошли. Понятное дело, что обойдется Никитична сама. Вот нам они и впрямь дозарезу. Гак что не ерепенься, хнычь, жалуйся, проси побольше. Тот мужик обещал помочь. Я сказал, что твоя родня в деревне самая бедная.
