Макарыч

Зойке долго помнить не станит.

—

А чевой-то за вышка? Ай опять девка какая

у

их подвязалась?

—

Кабы девка.

—

Хто ж тогда?

—

Я што, зрел ее? Сказывают, хреновина эдакая, сама землю колупает. А оне, ребята-то, подмогать ей стануть.

—

Господи! Откудова привиденье такое?

—

С городу пришлют.

—

Оттуда разе доброе дадут. Ведомо нам уже. А через неделю рано утром у зимовья кто-то зарычал.

—

Матерь Божия! Заступница! — стуча

зубами

крестилась баба.

А

п

од окном рявкнуло так, что она носом в пол воткнулась.

—

Отвори, отец! — послышалось с крыльца.

Макарыч в сени вышел. В избу, смеясь, вскочил Колька.

—

Я за тобой, отец!

—

Чево?

—

Поедем к нам!

—

На кой ляд?

—

Посмотришь буровую.

—

Ишо удумал! На што она мине?

—

Поехали! Я на вездеходе. Смотри, — парень подвел Макарыча к окну.

Около избы откашливалось какое-то чудище. Не схожее ни на коня, ни на паровоз. Страшнее планера.

—

Как мы на ем поедем-то?

—

Ты одевайся.

—

Ну, мать, не обессудь. На етом черте не

ездил.

Спробовать охота.

Он стал торопливо одеваться. Марья смотрела, не веря глазам. А Макарыч уже шагнул за Колькой из избы. Фырчалку обошел кругом. Потрогал. Покачал головой и полез в середку. В ту же минуту ровно злая сила подхватила чудище. И Кольку с Макарычем. Марья не успела сморгнуть, как, развернувшись около самого порога, фырчалка помчалась, что медведь-подранок. Отряхивала с железных башмаков налипшую землю.

Макарыч сидел в кабине рядом с водителем. Да, вот так по тайге он ехал впервой. И диву давался. Деревья будто в пояс ему кланялись. А коряги, что лесник едва перешагивал, вездеход в щепки давил.

—

Мине бы эдаку конягу! Так не молодуху

какую, саму храндужинку окрутил ба. Эх-ма, дали

Боги бесу роги, а мине обошли, — сокрушался Макарыч.

Водитель прибавил скорость, и вездеход, рыгнув нутром, дал такого стрекача, что деревья слились в сплошное месиво.

—

Дед! Язык побереги! Откусишь ненароком! —

услышал лесник.

—

Хреновину поришь!

Колька смотрел на Макарыча и улыбался. Видел, что тому по душе пришлась поездка. Вон и

глаза залукавились. Будто полета лет с плеч скинул. Машина легко въезжала на сопки. Дерзким гиком будила распадки. От нее во все лопатки удирало

таежное зверье. Лишь олени, не знавшие бед от человека, выскакивали навстречу вездеходу. Смотрели любопытно. И, не узнав в нем собрата, уходили в тайгу, презрительно задрав хвосты-коротышки.

—

Хороша штука. Кабы гудела полегше, так и навовси красота ба была!

—

По породе и глотка, — засмеялся водитель.

—

То брось, породы в ем не боле, чем ума в

зайчонке. Рыла нет, ну чисто калека. Утроба агромадная. Ни складу, ни ладу, ни осанки. Выбросок, да и только.

Парень покачал головой, хотел что-то ответить. Но промолчал. Помешал крутой подъем. Вездеход упрямо карабкался вверх.

«Ишь, чисто клоп настыр

н

ай», — подумал лесник о машине.

Вездеходу на середине склона не хватило тяги. И, дрогнув телом, он попятился по осклизлой, размытой дождями глине.

—

Тормози! Сворачивай! Ослеп? — кричали

из

кузова.

Водитель дергал фрикционы. Но управление не срабатывало. Вездеход сползал в обрыв.

На висках у водителя вздулись и посинели вены. Лицо покрылось испариной. Он изо всех сил рванул на себя фрикционы. И машина, замерев на секунду, пошла вперед.

—

Радимец разбей ету хреновину. А ты нахваливал эдаку гадость.

—

Ладно уж, — буркнул водитель.

Машина, одолев сопку, облегченно вздохнула.

—

Шабаш! Приехали! Вылезай, ребята! — крикнул Колька.

В ушах Макарыча зашумело еще сильнее. Он оглянулся и обомлел. Часто, размашисто закрестился. Колька взял его за плечо:

—

Вот тебе и наша буровая.

—

Вижу. Глаза ишо не повылезли. Сатанинску отраду поставили. Тож надо додуматца. Разя то вышка? Шкелет сущай! Штоб ей кишки порвало. Ишь гудеть, аж земь труситца. Нешто та выдумка на доброе способитца? В ей опоры нет. Стоить, што коза враскорячку. Ребры как у покойника торчать. А грохоту ровно от путней.

—

Нам с ее рожи воды не пить. Бурила бы и ладно. Пойдем, посмотришь, как она работает.

Макарыч молча пошел за Колькой. Они поднялись на мостки. Вошли на площадку.

Лесник огляделся. И, заметив бурильщика, подошел. Тот давил на ротор, следил за манометром.

—

Слухай, а што то за кишка мотаитца? —

показал он на резиновый шланг вверху.

—

Для раствора, дед! — крикнул тот.

Дурная забава, железу в земь запустили и радуютца, душу из матушки вымають. Вона как она надрываитца, стонит. Не с добра. Сподобились люди бесам. Не спуститца за такое.

Лесник обошел буровую, заглянул всюду. Поворчал на шум, грязь и, вернувшись к Кольке, потащил его с буровой.

—

Сгиним отсель. Мозги лопнуть с шуму.

В будке, куда они вошли, было душно, темно и сравнительно тихо. Макарыч сел на скамью, отдышался. Вытер потное лицо.