где с наступлением сумерек то за корягой иль за кустом мелькнет волчья спина, раздастся протяжный вой, похожий на стон.
Даже звери тут осмелели, попривыкнув к глуши, необжитости.
Седому напомнили, что он обязан тут делать, работники лесничества быстро уехали на вездеходе.
Седой остался в тайге один. Он быстро нарубил дров на всю ночь, принес воды, связал из березовых веток веник. И, закрывшись на засов, начал наводить порядок в избе Обнаружил в подвале глину — обмазал печь. Та вмиг дымить перестала. Когда прочистил поддувало, печка и вовсе задышала, быстро нагрелась плита,
Глава 8
Приговоренный
Человек обмел углы и стены, подмел полы, подремонтировал топчан, оставленный прежними хозяевами. Потом и стол, и лавку на ноги поставил. Сварил нехитрый ужин. И только сел к столу поесть, увидел за окном два зеленых глаза.
— Шакал! — схватился за дробовик. Волосы на макушке встали дыбом. Седой торопливо зарядил ружье, выскочил в тайгу.
Старый волк медленно потрусил от окна, понимая, ему поужинать не доведется.
Выстрел нагнал его тут же, коротко щелкнув зубами, зверь уткнулся мордой в снег. Он впервые понял, что смерть может нагнать и там, где ни на кого не нападал.
Земнухов быстро снял с него шкуру, натянул ее возле печки сушить. Решив прямо с утра отремонтировать ставни на окнах, чтобы на ночь закрывать плотно, от холода и от случайностей.
Утром лесник пошел в обход, нацепив на плечо двухстволку. Дом не стал закрывать. От кого? Кто придет в эту глухомань своей волей? Такое не всякому зверю под силу. Человеку и подавно.
— Кыш! Едрена мать! — ругается Седой на замерзающую от холода ворону.
— Не кемарь, как пидер! Дергайся, как падла! Тогда дышать станешь! — учит удивленную птицу. Та замахала крыльями, поднялась в прозрачно голубое небо и комом свалилась вниз замертво. Припоздал лесник, прихватило морозом сердце. Не сумела его согреть.
Седой идет по участку, примечая и запоминая каждую мелочь.
Заячьи, лисьи, барсучьи норы, несколько берлог да волчьи лежки. У этих — скоро свадьба, смеется человек
Гроздья рябины каплями крови осыпаются на снег. Их тут же растаскивают снегири и синицы. Нахальные сойки, расталкивая мелкоту, торопятся набить живот мерзлыми ягодами.
Земнухов засмотрелся на птичью канитель, и вдруг до его слуха донесся необычный звук. Он оглянулся, увидел лося. Тот пер напролом через сугробы, отбиваясь от наседающих волков, уже начавших сбиваться в дерзкие стаи.
Выстрел охладил, отогнал зверей от лося. Тот стал неподалеку, с удивленьем смотрел на человека. Седой поднял двухстволку, но лось мигом изчез из вида. Понял, только на одно доброе дело способен человек. Постоянно на него рассчитывать нельзя.
Следы… Следы… Ими весь участок испещрен. Птицы, звери, зверушки. И ни одного человечьего следа. Как в пустыне. Ни доброго слова сказать, ни обматерить некому.
— Небось не кайфовал бы, если бы следы надыбал? Вмиг Шакала бы вспомнил, — осекает себя Седой и радуется, что так лихо ушел от малины, какая ни за что сюда не доберется.
Земнухов вернулся с обхода рано. Вздумал нынче помыться. Да и избу осмотреть как следует. Нарубить дров, откинуть снег от крыльца и порога.
Но едва затопил печь, сосед-лесник пришел навестить. Принес кусок сала, краюху теплого домашнего хлеба, бутылку самогона.
Дотемна засиделись. Говорили, спорили. Сосед подсказывал, как надо жить в лесу. Показал, как делать силки, петли, ловушки и ледянки, ловить на них пушняк. Доказывал, что без своего огорода не обойтись, а он — подспорье к малой зарплате.
— Оно, конечно, песцов и соболей, норок и выхухолей давно нет в наших местах. Но лису и белку поймать можно. Особо зайцев развелось. Этих полно. Ну и рысь, случается, попадает. Зато волков в этом году — прорва. От пожаров убегали из брянских лесов, тут и осели. Дальше бежать стало некуда. А нам от них — одна беда. Лосей и кабанов рвут в клочья. Недавно стая волчья разнесла зубра в Беловежье. Так всем местным разрешили охоту на волков. А средь этих охотников браконьеров тьма. Лосей убивают, кабанов — без лицензий, без счету! — жаловался сосед.
Он ушел, когда за окном совсем стемнело. Пообещав завтра подбросить Саньке кой-чего из харчей, чтобы хоть как-то перезимовать мог человек.
Земнухов вымыл полы в избе, подкинул в печку дров. И только хотел влезть в корыто, услышал под окном детский плач.
— Только этого мне здесь не достает, — сплюнул досадливо и выскочил из дома. Земнухов глазам не поверил, неподалеку от избы, в глубоченный сугроб загнали волки зайца. Уже сожрать хотели. А тот — не будь дурак, задними лапами брюхо одному распустил. Второй волк, поумнее, вдавил зайца в снег, думал, тот от испуга сдохнет сам. А косой заорал на весь свет голосом человечьего дитя. Лесник дробовик со стены сорвал. Убил обоих: и обидчика и кричавшего. Затащил в коридор, чтоб не замерзли снаружи. Сам лампу вынес. Пока шкуры снимал, вода остыла. Пришлось заново греть. Заодно и зайца тушить поставил. Первый раз своего поесть хотелось. Этот поздний ужин пришелся по душе Седому. Решил воспользоваться советами соседа и завтра поставить петли на зайцев.
Он с гордостью смотрел на шкуры зверей, натянутые у печки. Всего два дня в лесу прожил, а уже охотник из него стал получаться.
По совету соседа на другой день Земнухов очистил от льда и снега родник, нарубил дров на случай ненастья, отремонтировал и наглухо закрыл ставни, дверь на чердаке и в сарае. Закрепил и смазал двери в доме. Решил, когда стемнело, подшить себе валенки. Но не получалось что-то. Работа валилась из рук. Лесник вышел на крыльцо подышать морозным воздухом, глянуть, какая погода будет завтра, и до его слуха долетело далекое поскрипывание снега под лыжами. Кто-то шел к его зимовью. Двое…
Седой вслушался. Нет, не показалось. Для соседа — слишком поздно. Лесхозовцы через три дня обещали приехать. Да и то не на лыжах и не на ночь глядя. А кто тогда? Седой прислушался к голосам. Но тщетно.
Вернувшись в дом, мигом оделся, взял дробовик. Встал на пороге. Яркая луна хорошо осветила лес и все подходы к зимовью.
Звонкая тишина стояла в лесу. В такое время хорошо было слышно каждый голос, шелест, шорох.
Земнухов стоял в тени дома. Его не было видно. Вот он заметил две фигуры усталых лыжников. Они остановились в сотне шагов от зимовья.
— Кемарит козел! Глянь, в окнах темно, — услышал лесник.
— Устроим побудку падле! — узнал голос Боцмана, переводившего дух после крутого подъема.
Земнухов вскинул дробовик, прицелился. Два выстрела грянули разом.
Легкий пороховой дымок быстро рассеялся в морозном воздухе. Седой глянул на фартовых, лежащих на снегу. Они уже не войдут в дом, не вернутся в малину. Но сумели найти. Кто же придет за ними?
В отделение милиции он пришел уже под утро. Заиндевелые лыжи поставил у входа. Поговорил с дежурным, тот позвонил начальнику. Седой рассказал ему все, и о том, что случилось этой ночью.
Водитель машины, еще недавно привезший Седого в Смолечиви, сказал сразу, что вчера в перерыв его нашли двое мужиков и спросили про пассажира.
— Я им сказал и объяснил, где и как найти им родственика. Даже лыжи дал. Они их вернуть обещались, — удивленно смотрел шофер на Земнухова.
— Больше о нем никому ни слова! Не помните, где-то по пути вышел. Понятно?! — сдвинул брови начальник милиции. И вызвав водителя, поторопил его завести машину.
