банями и сараями, с колодцами и огородами. На всех окнах — резные ставни, крылечки — живая Сказка. На завалинках, как и положено, старики с внучатами — коренными сероглазцами. В их числе был и Николай. Он родился в семье четвертым. Всего детей росло семеро. Все крепкие, как грибы- подосиновики. Все до года ходить учились. К двум — уже вовсю бегали. Никто из них в детстве подолгу не задерживался. Чуть окреп — бегом в тайгу, помогать старшим в лесу. Может, и Николай не вылез бы из Сероглазки до самой старости, не случись хрущевской оттепели. Вот тогда приехали в поселок большие начальники. С реабилитацией. По списку. Да только те, кто в нем значились, давно ушли в мир иной. А там отпущенья вины для невинных уже не требовалось.
Устыдилось начальство своей неосведомленности, переписало всех жителей. И уже через полгода вновь нагрянуло.
Уже живых реабилитировало. Разрешило сероглазцам поступать в институты и техникумы. Даже право голосования подарили. Вроде без него бывшие ссыльные жить не могли.
— Теперь вы можете избирать и быть избранными! — «осчастливил» людей один из приехавших.
— Иди в жопу! — послышалось зычное.
И рослый, похожий на медведя, кузнец добавил в сердцах:
— Не слушайте его, мужики! Нас уж избрали один раз! Не меньше чем по четвертному на рыло! Мы за них когда-то тоже голосовали. В другой раз ни за кого не буду! Все прохвосты! Гони их отсель!
— Мы хотим помочь вам и вашим детям! Пусть они увидят новую, светлую жизнь! Пойдут учиться!
— Нас уже проучили! Аж до коликов! Жаль, что старики наши не дожили! Не то вломили бы вам нынче! За все прежнее! — свирепели сероглазцы.
— Вы можете возвращаться на прежние места проживания и будете восстановлены во всех правах!
Это обещание заставило многих задуматься и замолчать…
А представители власти стали интересоваться жизнью людей. Расспрашивали парней и девчат,
кто чем занят, чем увлекается, кем хотел бы стать? И предлагали приехать в Красноярск на учебу.
— Вы молодые, способные люди! Нельзя же век отсиживаться в лесу, жить по-медвежьи! В стране уже космонавты имеются! Люди к звездам, на Луну летают, а вы, как в каменном веке, даже телевизор не видели, электричества не имеете! Ваши женщины рожают детей не в больнице, а дома! Это дикость. В магазине нет элементарного. Даже детского сада нет! Мы вам во всем поможем! Все наладим! Вы станете жить совсем иначе! Мы исправим ошибку, допущенную в отношении каждого человека.
— Это тоже не ново! Исправив одну ошибку, сотворят десять других. Кто их исправит? Хватит ли жизни и терпенья? — усомнился тогда священник Владимир.
Его выслали из Смоленска за то, что не подписался он на государственный заем. А все деньги, какие получал, отдал на семинарию.
— Ты что это сеешь контрреволюцию? Семинария растит попов! Ваша религия — опиум для народа! Не позволим! — кричал на отца Владимира следователь-чекист.
И… Приговорили к расстрелу. Не только отца Владимира, а и священника Тимофея и других. Спасло вмешательство патриарха. Заменили расстрел ссылкой. Долгой, вечной. В уголовном деле так и написали о сроке: «…до победы мировой революции…»
Священников реабилитировали последними н Сероглазке. Но они не вернулись в Смоленск. Сочли, что здесь они нужнее, и остались в Сибири навсегда, добровольно. Их в поселке знали все, от мала до стара. Их не просто уважали, их любили. Им верили безоговорочно. С ними советовались.
И мать Николая, узнав о желании сына учиться в городе, пошла вместе с ним к отцам — Владимиру и Тимофею.
— Пусть едет. Ученье — не грех! — сказали оба. И благословили Николая..:
Он уехал в Красноярск через две недели. Уже в ту осень стал студентом строительного института. Очень гордился этим. И на Новый год приехал в Сероглазку похвалиться своей радостью. Ведь он — первый в семье человек, который будет иметь высшее образование. Но дома этому событию никто не придал значения.
— Поступил? Ну, ладно, — отмахнулся отец. А старшие и вовсе не поняли.
— Зачем учиться пять лет, если здесь, в Серо- глазке, без мороки умеют строить все мужики. Без дипломов вон какие дома поставили. И мозги в науке не сушили. Приперло, без дипломов построили. На это лишь желание да руки нужны. Смекалке старики обучат. В работе такие секреты откроют, каких ни в одном институте не познать! — говорила старшая сестра. Ее поддержали все.
И только мать радовалась светло и открыто. Все ж не будет сын с топором на морозе целый день работать. Начальником станет. Первым образованным в семье человеком! На радостях пятьдесят рублей втихаря в руку Кольки сунула. Ему в городе ой как надо будет. Особо на первых порах.
Тогда же узнал, что не только он, а еще трое ребят из Сероглазки поступили в институты.
Колька, единственный изо всех, решил стать инженером-строителем.
На первом году ему пришлось нелегко. В общежитии собрались парни и девчата со всей Сибири. Они были разными. Кольке трудно было общаться с ними.
Он не мог сдружиться даже с парнями из своей комнаты. Им присылали деньги из домов, и ребята нередко выпивали. Поначалу приглашали Николая. Потом предлагали выпить вскладчину. Гог отказывался. Какая выпивка, если стипендии едва хватало на скудную жратву? Хорошо, что мать иногда присылала сала, меду, варенья. Особо любил домашние коржи. Они пеклись на меду. Хранились подолгу.
Вот их-то и вытащили у Николая из тумбочки соседи по комнате. Вечером случился неприятный разговор. Кольку ребята назвали жлобом, сволочью, негодяем, подонком. После чего жить в одной комнате с ними он не захотел. Но… В других оказалось не лучше. Надо было найти выход. И Николай стал искать комнатенку за недорого. Решил заодно найти вечернюю или ночную работу, чтобы оплачивать жилье и как- то кормиться. Вскоре его взяли грузчиком на лесосклады. И Николай возвращался п общежитие очень поздно. Подыскать жилье не удавалось никак. Там, где могли взять квартиранта, требовали плату за год вперед. Где взять такие деньги? Николай стал раздражительным. Прошла, улетучилась радость от того, что поступил в институт — на лекциях он зачастую засыпал. Это и неудивительно, сказывалась усталость. А тут «хвосты» появились. Не сдал зачеты. И преподаватели стали грозить отчислением из института.
Возможно, его и выкинули б еще тогда, если б не подвернулась работа сторожа магазина. Николай случайно увидел объявление и сообразил, что это гораздо легче, и решил зайти, разузнать условия. Его взяли. Оклад у сторожа хоть и небольшой, но зато работа несравнима с прежней. Парень успевал готовиться к занятиям. И вскоре дела на факультете наладились.
Ребята в общежитии просто не замечали его. Это устраивало всех. И прежде всего — самого Николая.
Так прошло два года. Парень уже перестал искать жилье, когда вдруг, приехав домой на каникулы, встретил Арпик. Она и сказала ему, что тоже поступила в институт в Красноярске и снимает комнату у старушки, живущей в доме неподалеку от центра.
— У нее еще две свободные комнаты есть. Ты приди, поговори с нею. И я за тебя словечко замолвлю.
Николай все лето жил ожиданием той встречи с доброй, тихой старушкой, о какой говорила Арпик. Рассказал дома, почему хочет уйти на квартиру, почему стал работать сторожем промтоварного магазина. Отец с матерью быстро все поняли и одобрили, похвалили сына. И только Ольга, старшая сестра, заметила:
— Зачем тебе лишняя морока? Вернулся бы ты домой, работал бы с мужиками, как раньше. Нынче у них хорошие заработки стали. За деньги строят. Получают больше любого инженера. Зачем время попусту изводить? Глянь, как высох в своей науке? Как жердь стал. Рубахи, что на колу, висят. Пока диплом получишь и в начальники выйдешь, от тебя одни ботинки останутся. Тебя нынче не то что люди, пугала бояться стали. Никто не узнает. Да и родители не вечные, стареют. Им помочь надо. А у меня своя семья. Пора тебе о стариках подумать!
Но родители вступились:
— Два года осталось! Потерпим, поскрипим. Зато Николка должность получит. Может, в самом Красноярске работать станет, каким-нибудь директором или управляющим…
