устроился, послать ему денег. Но не получалось.
Лишь на Новый год позвонил. И все у той же Наташки взял адрес Павла. Хотел написать письмо. Но вместо этого послал деньги. И три строчки на бланке перевода. Дал адрес Бориса Петровича. Вскоре получил уведомление, что деньги получены сыном. А вот ответа не было.
Через месяц послал еще. Попросил черкнуть. И снова ни слова в ответ.
Николай не обижался на Пашку. И, посылая деньги, уже не просил писать. Вскоре перестал указывать адрес. Понял, сын еще не простил его.
Прошли два года… Николай у Арпик решил узнать, пишет ли ей сын? И позвонил:
— Конечно, пишет! Спасибо, что помогаешь ему. Дал мне передышку. Кстати, у Павлика есть невеста! По окончании училища собираются пожениться.
— Вот так! А почему мне не написал?
— Я его пристыжу!
— Не надо! — запретил Николай, но через месяц получил короткое письмо. В нем Павел сказал, что уже был в море, на практике. Будущая работа нравится. И он с нетерпеньем ждет, когда получит распределенье на судно. Поблагодарил за деньги. Сказал, что теперь он подрабатывает в порту и в его, отцовской, поддержке уже не нуждается. О личной жизни, невесте — ни слова.
Письмо скорее походило на записку. Но как обрадовался этой весточке Николай. Он много раз перечитал письмо. И написал ответ. Но шли дни, недели, Павел молчал. Лишь через полгода скупое письмо. В нем настоятельная просьба — не присылать деньги.
— Сынок! Откладывай на будущее! Деньги никогда не бывают лишние. Не брезгуй! — попросил на бланке перевода.
После этого Павел не просил не помогать. Письма его стали подробнее. И в одном из них, уже через год, он написал, что уже женат…
Еще через полгода прислал фотографию. Николай подметил, что сын резко изменился. Возмужал, носит усы,
— У нас будет ребенок! — сообщил в следующем письме.
— Мы получили квартиру! — узнал вскоре.
— У нас сын!
И ни в одном письме ни разу не спросил Николая о нем самом. Он не сразу это заметил. Лишь потом. Но молчал.
Павел в письме старательно обходил обращение к Николаю и никогда не называл его папкой или отцом.
— Отвык! — думал человек.
— Негодяй! — говорил бригадир. — Даже имя сына не назвал! Не счел нужным! — добавлял Борис Петрович.
Николай на это не обратил внимания. Он сообщил в Сероглазку сестре и матери, что стал дедом. Для первого внука отправил громадную посылку. Уж чего только не вложил в нее! Костюмчики и шубку, разные игрушки, шоколад и конфеты, даже часы наручные купил для малыша, с браслетом. И спросил, как зовут его? Каким родился? На кого похож?
Вскоре получил ответ:
— Сына назвали Андреем! Он похож на мою мать! Ее копия! Спасибо за все, но с часами ты явно поспешил. У сына еще нет зубов. Он пока очень маленький. Думаю, когда вернусь из рейса, он уже начнет ходить. Я через неделю ухожу в море! Курс на восток! Будем возить лес в Японию и Китай. Это надолго. Не меньше чем на год. Писать оттуда не смогу. Жизнь на море совсем иная. Так что не обессудь.
Николай теперь опасался другого. Не отнимет ли у него сына море? Еще в заключении всякого наслышался. И переживал, не веря судьбе. Ведь все она отняла. Сначала работу и стабильность, потом свободу. А дальше — того хуже — любовь, жену и сына… Он жив! Но простит ли его?
«Если море сжалится, может, еще поладим меж собой?» — думал человек.
— Не глупи, Колька! Держись мужчиной! Не роняй своего достоинства перед сыном, — говорили мужики.
— Дурные вы все! Да что у всех есть дороже детей в этой жизни? Деньги? Они как вода! Сколько их ни имей, на тот свет не унесешь! Квартиры, машины, вещи — все это видимость благополучия и покоя. На самом деле, от них лишь головная боль и тревога. А вот дети… Они — все! Их не купишь, не продашь, не обменяешь на других. Уж какие есть! Каких вырастил, таких и получил! Это единое богатство и счастье каждого! — говорил художник Федор, недавно выдавший замуж свою дочь-перестарку. Теперь он ждал внука и был бесконечно счастлив.
Бригада Бориса Петровича нынешней весной закончила кладку стены вокруг кладбища. Помогла сторожу довести дом до ума. Старик зорко следил за кладбищем. И, несмотря на возраст, каждую ночь вместе с собаками обходил свои владения.
Несмотря на все, набеги на кладбище не прекращались. Случалось недолгое затишье. Особо после того, как кого-нибудь ловили с поличным. И слух о том облетал весь город. Но проходило недели две, и налеты на погост возобновлялись с новой силой.
Никто в тот крещенский день не ожидал такой свирепой пурги. Она поднялась ночью. Сразу. И, взвыв миллионом плакальщиц, сорвала с петель тяжеленные кладбищенские ворота.
Накануне были похоронены трое покойников. Им еще не успели поставить памятники. И старик- сторож не опасался, что горожане появятся туда в такую погоду.
Но через неделю на кладбище пришли родственники покойников вместе с милицией, чтобы вскрыть могилы. Когда все три гроба были открыты, сторож и бригада онемели от изумления. Все мертвецы лежали в гробах нагишом.
Родственники и плакали, и возмущались.
— Я сразу узнала у торговки платье своей дочки! В нем ее похоронили! Еще хотели розовую змейку вшить, но не было такой. Вставили белую. Глянула, точно! Такого гипюра не было в продаже во всем городе. Его отец привез из Германии. К свадьбе! А она, моя ласточка, грибами отравилась. Неделю до свадьбы не дожила! Так даже в гробу не оставили в покое нашу девочку! И здесь обидели, отняли последнее! Господи! Неужели мне мало горя? Отнял дочь! Теперь позволил обокрасть даже мертвую! — плакала навзрыд седая женщина.
— Какие украшения были на ней? — холодно перебил следователь милиции плачущую.
— Был золотой медальон на цепочке. Она тоже золотая. Браслет, подаренный женихом к свадьбе. Из золота. Перстень золотой — подарок отца, с изумрудом, кольцо, что купили к свадьбе. И серьги. Все из золота. Все сняли ворюги. Даже платье, туфли, нижнее белье не побоялись снять! — плакала женщина.
— А у нашего костюм был темно-синий, шерстяной. Рубашка с галстуком. Ну, это все ладно. Но зачем у покойного золотые зубы выбили? — указали родственники на открытый рот покойного. Мертвец оскалился в кривой усмешке, словно слушал, о чем говорят живые.
— И нашего обобрали до нитки. Мало было одежды, сняли часы с золотым браслетом — отцовский подарок. Наш Петя их очень любил. И даже золотую цепку сняли. С кроссовками не расстались!
— Нет! Хватит с нас! Я требую, чтоб нашли и вернули! — требовала мать девушки.
— Да уж постараемся! — пообещал следователь. И на следующий день пришел с обыском в дом Бориса Петровича.
Такого визита никто не ждал. Николай удивленно смотрел на понятых, показывал им сберкнижку, доказывал нелепость грязных предположений.
— Мы обязаны проверить все версии. В том числе и эту. Ведь три собаки могли пропустить на кладбище лишь знакомых людей, кого они видят каждый день. Посторонний не пройдет незаметно мимо трех овчарок, — ответил следователь и попросил понятых выполнять свои обязанности беспристрастно.
В доме ничего не было найдено. И тогда следователь продолжил обыск в сарае.
Каково же было изумление Николая и бригадира, когда один из понятых, сунув руку в карман старой куртки Калягина, вытащил оттуда пригоршню золотых вещей.
— Это ваше? — ехидно улыбнулся следователь, добавив: — Подкожную сберкнижку завели? — разглядывал золотые вещицы.
