предложила Евдокия.
— Женщины! Живо по палатам! Лекарства принимать пора! — распорядился Иван и позвал медсестру.
Через некоторое время обе новенькие уже познакомились с остальными больными.
— Не-е! Никто не резал меня. Да и кому в башку стукнет? Я ж сама живу. А тут соседка приперлась. Баба дурная. Это ее сюда надо. Увидела она не то, что надо. У меня из рук черви поползли. Я их выковыривала шилом, потом ножом. А соседка в вой: что делаешь? Гоню ее, не уходит. Гляньте, опять ползут. — Стала срывать с руки повязку.
Больные позвали санитарок. Те увели женщину в палату, она вырывалась, кричала:
— Пусть вас сожрут! Не буду их кормить!
Вторая баба сидела молча, сосредоточенно смотрела в угол, кивая головой, будто с кем-то соглашалась, сосала конфету.
— Во! Слышали, что мне велели? — указала на угол.
— Кто?
— Где?
— Что велели?
— Вон те двое — в черном! Велят уйти ночью отсюда и пасти свиней. Они меня ждут. У них нет пастуха.
— Пусть эти двое сами пасут!
— Они не могут. У них свое стадо, больше моего.
— Милочка, а вы хоть знаете, как выглядят свиньи? — ' спросила Ксения.
— Уйди, крыса! Ты жрала их корм, отнимала хлеб! Ишь как разжирела! Я убью тебя, чтоб не лезла больше к моему стаду! — Двинулась на Ксению, та побежала к санитарам, и больную вскоре увели.
Лишь через неделю их выпустили в коридор. Новенькие хотели подойти к женщинам, но санитары не подпустили.
— Круто их зашкалило, если даже в коридоре самих не оставляют. Во двор выйти не скоро удастся.
— А помнишь Ольгу? — спросила Ирина Ритку.
— Мало она была. Ну, ту достало! Не повезло девке нигде! Всюду облом. Любовник дал отставку, на работе сократили. А тут еще маманя вздумала помереть некстати. Девка и не выдержала. Затрещала крыша по всем швам. Сунулась в петлю головой. А петлю на чугунной трубе повесила. Она не выдержала — гнилой оказалась — и обломилась. Из нее как ливанула вода! Все пять этажей поплыли. А Ольга, дура, не удавилась! Петля вмиг ослабла, когда она упала, но перед тем башкой саданулась крепко о выступ.
— Как же не пришла в себя в воде?
— Хахаль обещал ее на море отвезти, небось привиделось, что с ним кайфует.
— Нашла из-за чего в петлю лезть!
— Дура! Но вот ее быстро выпустили. Даже месяц не полежала.
— Наверное, помирилась с хахалем? Может, теперь на море поедут?
— Замучается плавать. Хахаль интерес к ней посеял. Он знаешь кем был? Ну, этим, по вызову! Кобелем на ночь. И к ней так же рисовался. Потом у Ольги бабки кончились.
— Тогда ей лучше его забыть.
— А где другого найдет? Ее без денег никто не станет тянуть. Ты ж вспомни, в ней одного росту больше двух метров да веса под двести кило. Такую прокормить — мужику по три смены надо вкалывать. Кто на такую каторгу согласится добровольно? — спросила Ирина Ритку.
— Если б я родилась мужиком, навсегда осталась бы в холостяках.
— Почему?
— Слишком хорошо себя знаю. А другие еще хуже! — рассмеялась громко.
Юрий Гаврилович Бронников частенько забывал закрывать за собой двери кабинета. Рассеянность была тому причиной или привычка с детства? Ведь вырос он в многодетной семье, был старшим, а потому, уходя на кухню делать уроки, всегда оставлял полуоткрытой двери в спальню, чтоб держать на слуху каждый звук, всякий смех и плач.
Эта привычка не раз выручала, но и неприятностей доставила немало. Случалось, приметив приоткрытую дверь, влетали в кабинет главврача больные. Хорошо, когда санитары оказывались неподалеку. Но бывало, приходилось человеку самому выпутываться из неприятности. Вот раз поспорил он с врачами больницы, что любого больного можно уговорить, убедить, если на него не кричать и не применять силу.
Прошло недели две после того спора. Бронников сам отпустил врачей пораньше. Ведь Новый год наступал. Хотелось, чтобы в этот день люди отдохнули. Сам остался дежурить вместе с Таисией Тимофеевной, медсестрой и санитарками. Все шло тихо, спокойно. И вдруг в кабинет влетела толстуха Рая. От нее несло спиртным. Бронников вспомнил, что эту бабу сегодня навещала сестра. Вот и принесла к празднику, чтоб скучно не было.
— Рая! Идите в палату! — велел женщине.
— А мы бухаем! Давай с тобой раздавим по мензурке! Что? Не хочешь? Брезгуешь со мной на брудершафт? А ты вообще знаешь, кто я? Если захочу, тебя как клопа по стене размажут мои мальчики! Ты кто есть? Голь перекатная! От тебя селедкой и кислой капустой несет! Тьфу! Я сторожам плачу втрое больше, чем ты получаешь! Давай ко мне в холуи! Сытнее жить будешь. Не веришь, а зря! Гля, у тебя портки скоро гвоздями к жопе прибивать надо будет, вот-вот свалятся! — хохотала баба.
— Идите в палату! — нахмурился Юрий Гаврилович и встал из-за стола.
— Ты мне указываешь, потрох? А что ты есть?
— Что вам нужно?
— Бухнуть с тобой на брудершафт! Иль слабо?
— Я на работе и на брудершафт пью только с женой.
— А я чем хуже? Твоя облезлая метелка и на бабу не похожа. Вот то ли дело я! Всего много! — хлопнула себя по могучим грудям и заду.
— Рая! У меня много работы! Не мешайте ее закончить. Я тоже хочу отдохнуть!
— Я мешаю? — пошла буром на врача, тот нажал кнопку экстренного вызова санитарок, но они убирали в палатах и не услышали сигнала.
Райка побагровела. Она ухватила Бронникова за халат. Тот оттолкнул. Баба даже не пошатнулась. Лишь глаза налились злобой. Она вытащила из кармана халата бутылку шампанского, Юрий Гаврилович едва успел перехватить замахнувшуюся руку, но баба саданула его головой в лицо.
— Ну, сволочь! — Ухватил Райку за ворот халата, та прокусила ему руку. Юрий Гаврилович поддел ее коленом в живот и, распахнув настежь двери кабинета, позвал на помощь.
Дежурная медсестра, увидев все, позвала санитарок. Но даже вчетвером им никак не удавалось скрутить Раису. Она раскидывала всех шутя и орала:
— Слабаки! Вас всех урыть в навозной куче! И тебя, козла, — первым! Ишь, он со мной отказался выпить! Завтра будешь жопу мне лизать, чтоб остаться на работе! Устрою тебе веселуху, пропадлине!
Лишь когда подоспели двое санитаров из мужского корпуса, бабу удалось скрутить. Медсестра вколола ей двойную дозу успокоительного, и через несколько минут Райка уснула.
Настроение главврача было вконец испорчено.
Узнав, что жена идет к подруге на всю новогоднюю ночь, предупредил, что остается в больнице. Да и куда появишься с распухшим лицом и прокушенной рукой? Бронников, глянув на себя в зеркало, грустно усмехнулся и сказал тихо:
— С Новым годом тебя, жопа с ушами! — и огляделся. Не приведись больные услышат, мигом примут за чокнутого.
Главврач знал, что Раиса — родная сестра прокурора города. Именно он просил Бронникова подлечить ее. Но как? Он понял, что с этой бабой ни у кого из врачей контакта не будет. Раиса станет терроризировать любого. И утром, едва пробило восемь часов, позвонил прокурору. Рассказал о происшедшем.
— Что ж делать с ней теперь, ведь спивается она. Самому заняться ею уже поздно и совестно.
