и его не пощадили бы…
Дамир опустил голову.
Первые две ночи он никак не мог уснуть. Случившееся перевернуло, искалечило всю его судьбу и жизнь.
Да, он не терял рассудка и помнил все до мелочи. Всю дорогу до следственного изолятора сидел молча, один в кузове «ЗАКа». Нет, он ни на секунду не пожалел о случившемся.
«Убил потаскуху, суку подзаборную! Туда ей дорога! Променяла меня, своего мужа, на какого-то уголовника! А я столько лет с ней прожил! Жалел, заботился, вот и получил под дых от благоверной. Небось меня за все годы ни разу так не назвала, как того кобеля! Мне и невдомек было, что знала она такие слова. Ишь, разошлись неугомонные! Любимые, родные! Когда только снюхаться успели? — удивлялся Дамир. — Вот тебе и Катерина, деревенская баба! А ничуть не лучше городской потаскухи. Ладно мной не дорожила, но и о сыне не подумала. Ему каково теперь жить в этом городе, где все друг о друге знают всё. Эх, Алешка!» Вздохнул Дамир, забился в угол машины и не приметил, как скупая слеза выкатилась на грудь.
— Выметайся! — послышалось снаружи, едва машина остановилась.
— Чего отмочил?
— За что попух? — спрашивали мужики в камере, подсев к Дамиру.
— Бабу убил, — ответил глухо.
— Чью?
— Свою…
— Жену? За что?
— За блядство. С кобелем припутал и пришил топором.
— Обоих?
— Наверно…
— Ну даешь! У меня хрен больше тебя. И ростом я больше и в плечах… Как же одолел их?
— Видать, они бухие были. Он их и урыл, — подал голос мужик с верхней шконки.
— Сам ты косой! Оба трезвые были. Она пошла корову доить, а тут этот… Ладно б путевый мужик, так ведь вор. Первый гад во всем городе. Его милиция обыскалась, он же в транде бляди застрял. Там и накрылся!
— Лихо ты их! А бабе сколько лет?
— Ровесники мы с ней.
— Вот это бабец! Иль тебя ей не хватало?
— Хрен их душу поймет? Сучка всегда в течке, как барбос в блохах. Сколько ни ублажай, все мало.
— А хахаля тоже урыл?
— Видно, так. Хотя за него ни хрена не будет. Его менты всюду искали. Он ворюга! Главный в банде!
— Еще больше влепят. Этот им живьем нужен был. Урыть и лягавые смогли б!
— Да! За двоих вышку схлопочешь! Никто не глянет, кого угрохал. Главное, что урыл! Вот ежли б обоих живьем доставил…
— Так бы они дались мне! Баба, что конь! А и тот, кобель ее, не мельче. Я против них — блоха!
— Видать, злоба дала силу?
— А как же еще? Я с детства смирным рос. Да вот тут залютовал! Да разве не возьмет досада! Своими глазами увидел!
— Я свою бабу когда застал с кумом, обоих выкинул с избы под сраки. Себе через неделю новую привел. И живу! Стал бы из-за говна руки марать! — отозвался кто-то из задержанных.
— Чего тут приморился?
— Возле пивбара менты сгребли косого. Завтра отпустят. Нынче жена уж оплатила им за мое протрезвление.
— Ну а первая как?
— Хрен ее знает! Я как швыркнул их, с того дня не видел. Сдались на хрен! И другим говорю: «Из-за бабья не стоит жизнь ломать». Что они такое? Не слышались — выкидывай, смени на новую. И нечего из-за них страдать! Этого товару как грязи! Повсюду — кучами.
Дамир за время пребывания в милиции и в следственном изоляторе наслушался всяких историй. Мужики здесь делились друг с другом самым сокровенным, наболевшим. Поддерживали советом, подсказывали, какие показания нужно давать следователю, о чем стоит умолчать.
— А если я уже дал показания?
— Ты их можешь менять даже в суде! Зачем сознаваться, что ты враз кинулся к ним с топором? Говори, будто они тебя решили урыть, а ты защищался. В порядке самообороны за топор взялся. И не думал их убивать. По этой статье тебя вовсе на волю отпустят.
— Лишь бы не пришили умысел на убийство. За такое на всю катушку раскрутят. Понял?
Дамир, слушая мужиков, запоминал, делал для себя выводы. Появившись на допросе у Смирнова, рассмешил Михаила:
— Значит, они хотели убить? Вдвоем налетели? А ты отбивался, защищался, как мог?
— Так и было! — кивал Дамир.
— Ты посмотри на себя! И вспомни тех! Там одной Катерины по горло хватило б, чтоб выпустить из тебя дух. Шкворень и не таких ломал. Ты для него — ничто. На внезапности подловил обоих. Не ожидали. А уж опереди они, не сидел бы здесь. Да и о чем спорим? Шкворень живой! У вас с ним будет очная ставка. Что тогда скажешь? — усмехнулся Михаил одними губами.
— Он же вор! Я помог задержать его!
— Мы спокойно обошлись сами.
— Я столько лет помогал вам!
— Но это не повод, не ширма, за которую можно спрятаться от наказания! Ты убил жену и пойдешь под суд.
Дамир не без страха ждал встречи со Шкворнем. Когда их привели на очную ставку, в глазах обоих сверкали искры лютой ненависти.
— Покуда дышу, не прощу падлу! Из земли жмуром достану и свое сдеру! За нее! Ты, паскуда, допрешь, отчего волки воют! — глянул Шкворень на Дамира.
Если бы не наручники и охрана, стер бы в порошок недавнего соседа. Только здесь узнал Дамир, что Катерина не раз была со Шкворнем.
Когда вор рассказывал о своей связи с ней, Дамира трясло. В эти минуты он готов был порвать в клочья недавнего соседа и жалел, что не успел свести счеты на воле, не хватило сил убить его.
«Десять лет особого режима» — таков был приговор суда. Адвокат радовался успеху, поздравлял подзащитного:
— А ведь просил обвинитель расстрел для вас, но прислушались ко мне, оставили жить! Это главное!
— И чему радуешься? Чем хвалишься? Ведь меня не освободили. Вон какой срок дали. Ты ж цветешь как на именинах…
— Что?! — Сползла улыбка с лица. — Ты понимаешь, что следствием доказан умысел на убийство и покушение на жизнь человека! Это не важно, кем он был! Это забота милиции! Ты не имел права убивать! Только за жену могли дать расстрел. Ведь убил с особой жестокостью, умышленно!
— Какая жена? С-сука шелудивая!
— Что ж? Ищите себе другого адвоката.
— А зачем ты мне нужен? Ни хрена не добился, а хвалишься.
В камере Дамира поздравили. Ему завидовали все. Он и не собирался искать другого адвоката. Знал, большего не добьется никто.
Его хотели оставить отбывать наказание в зоне под Свердловском, но милиция вовремя спохватилась: именно здесь отбывали наказание воры из «малины» Шкворня. Их помог арестовать Дамир.
Пятеро — это слишком много. Одному стукачу с ними не справиться. Отправили от греха подальше на
