разделались. Все работяг. Интеллигентов. А с ними фартовые враждовали, не хотели, падлы, дань платить «законникам». Опять же не все. Иные после шизо умными выходили. Злыми на Бондаря и всех «сук».
 —
А защиту от них где найдешь, как не у фартовых? Воры за всех умели стоять и управу на каждого найти. Ну, начинали и эти дань платить. Потому, думаю, певекский «президент» запретил зоне «суку» эту трогать.
 —
А с кем общался этот тип?
 —
С охраной. Больше ни с кем.
 —
Значит, Бондаря «сявка», — сказал «президент». Но потом задумался на минуту. И заговорил: —Ты, Горилла, брешешь!
 —
Нет, как перед мамой.
 —
А я говорю — темнишь! Если этот фрайер Бондаря «сявка», то Яровой у Бондаря все узнал бы. Тот с радостью выложил бы, что знает и помнит. А Бондарь своих кентов всех в лицо до самого гроба будет помнить. Разве я не прав? Тут что-то не так. Яровой в первую очередь с этим паскудником встречался.
 —
Бондарь мог смолчать!
 —
Зачем?
 :
— Не хотел сознаваться, что его «суку» убили.
 «Президент» задумался на секунду. И… согласился!
 —
Это закономерно. К такому все давно привыкли. «Сука» служит начальству и за маленькие поблажки творит большие подлости, лишая себя тем самым единственного — жизни. Значит, либо Бондарь не знал жмура, потому что не узнать не мог, либо чем-то сам виноват перед «сукой» в его смерти. И не хочет, чтобы Яровой раскрыл эту мерзость.
 —
Не знать не мог! — сорвался Горилла.
 —
Ты уверен?!
 —
Я этого дьявола помню. Кто ж, как не Бондарь, мог его на собачатник пустить? 
 —
Садись, — кивнул «президент». Горилла ушел.
 —
Так, кенты, давайте обмозгуем! Я вас всех выслушал. И вот что решил. В любом случае «сука» — слуга начальства. Так я говорю?
 —
Так! Так!
 —
И в то же время любая «сука» — враг фартовых! Верно? Ибо продавший работягу рано или поздно заложит и честного вора.
 —
Да! Верно!
 —
Любую «суку» зэк помнит и не спутает ни с кем! Так?
 —
Конечно!
 —
Каждую «суку», как маму родную, знают и помнят все начальники лагерей! Так? 
 —
Да! Да!
 —
Все начальники лагерей для нас, фартовых, ничем не лучше самой последней «суки»!
 —
Верно!
 —
Все говорившие тут, хоть и блефовали немало, утверждали, что «сука» из Певека. То есть, «шестерка» Бондаря! Верно?
 —
Верно, «президент»!
 —
Каждый из нас — враг Бондаря! Так?
 —
Само собой!
 —
И враг любой «суки», а этой в особенности еще и потому, что служила она Бондарю. Тот помнит ее и совсем не зря промолчал о ней Яровому. Мы не знаем причины. Но! Следователь не имеет «сук». Работает сам. Как и мы! На допросы лягавых не берет. Значит, он честный. Так? 
 —
Так! Так! — надрывался Дубина.
 —
Верно! — орал «Крест».
 —
Прав, «президент»! — кричал Шило.
 —
Молодец! — потирал руки Мавр.
 —
Вот я и предлагаю рассказать Яровому о жмуре. Стравить его с Бондарем. Пусть его, хмыря вонючего, следователь тряхнет. Раз 
жмур
— «шестерка» Бондаря, то и убийца тоже бондаревский выкормыш. Убит-то «сука» не по-нашему. Интеллигентно! Чисто! По-ученому. Вот и попухнет Бондарь на «суках». Совсем его из Магадана уберут. А может, еще и с нами в бараке посидит. Ведь если бы «суку» убрал ученик Шефа, Бондарь сам эту мысль Яровому подкинул бы. Знать, у Бондаря у самого рыло в пуху. Вот и подставим его. Но тонко это дело сделать надо. Чтоб за месть не принял Яровой. Сказать все, что помним: о годах отсидки жмура в Певеке. Остальное самому в голову придет. Яровой — мужик с головой, как говорят ереванские «законники». Его многому учить не надо.
 —
Вот заваруха будет! — гудел Циклоп.
 —
Ну и светлая голова у «президента», — качал головой Лимузин.
 —
Хотел бы я эту лярву тут… — выставил макушку лысый педераст.
 —
Его, падлу, враз проиграть надо, — хохотал Шило.
 —
Ага! 
Уж я его бы вначале на ленты, — оскалил единственный уцелевший зуб Мокрица.
 —
Заглохнуть! Радоваться надо, когда все в ажуре будет! Загодя поддувало только дураки открывают. Давайте все обговорим, — прервал ликование «президент». Все молча согласились.
 —
Кто пойдет к Яровому?
 —
Ты, «президент», ты! — заорали зэки.
 — 
Мне нельзя! Следователь знает, что «президент» и начальник лагеря, пусть даже бывший, всегда кровные враги. Они не только на оговор — на все способны друг против друга. Кроме того, если пойду я, он поймет, что мы этому делу придаем слишком большое значение и очень хотим засыпать Бондаря. Пусть пойдет к нему самый незаметный из нас, кому Бондарь ничего плохого не сделал. Лучше, если это будет не «душегуб», не вор в законе, пусть им будет старик, которому сам Бондарь верит. Но он должен быть преданным прежде всего нашим интересам, всей касте.
 —
Ай 
да 
голова! 
— восторгался Горилла.
 —
Этим мы отведем от себя даже малейшее подозрение. А на примере Бондаря и новому начальнику лагеря урок на всю жизнь будет, как с нами 
залупаться! 
Так я говорю?
 —
Куда уж лучше!
 —
Ты — хозяин зоны!
 —
Я предлагаю послать к Яровому Гнома, — встал Мавр:
 —
Почему? — прищурился «президент».
 —
Он уже говорил с Яровым. И расположил его к себе, не без отзывов Бондаря. К тому же кто, как не Гном, меньше других пользуется у всех авторитетом? И старик. И в Певеке был. Бондарь ему доверяет. Сам его Яровому предложил. Зла на Гнома Бондарь не имеет. Гном — тоже.
 «Президент» довольно улыбнулся.
 —
Понял. Все понял, Мавр. Верно подсказал. Значит, так! Предлагается Гном. У кого другие соображения будут? — оглядел зэков «президент».
 —
Он «сук» изводил, может не поверить ему следователь, — раздалось из  
Вы читаете Утро без рассвета. Камчатка
                
                
            
 
                