одинаковых совершенно аварий не бывает. Последствия — да. А вот сами аварии, причины гибели — никогда.
— Надо мне сходить к ним, — сказал Аркадий.
— К рыбакам «рээса»? — Да.
— Зачем?
— Вместе спаслись.
— Э! Да брось ты! В беде они может и голову за тебя положили б. Но прошло. Никого не задело. Они и имя твое забыли. Поверь! Мало ли кого им приходилось перевозить! Разве всех упомнишь? А мне каждая минута с тобою дорога.
— У нас с тобой еще времени хватит. А к ним я схожу, — настоял Яровой.
— Как хочешь. Только давай вместе, чтоб не блудил.
В просторной кают-компании в удобных креслах расположились рыбаки. Двое за шахматным столом уселись. Играли молча. Сосредоточенно. Капитан «рээска» — у приемника. Слушал сводку погоды. Старпом кроссворды разгадывал. Кок читал газету. Механик под гитару что-то тихонько напевал. Радист пришивал пуговицу к куртке. Старший дизелист просматривал вахтенный журнал. И только один рыбак сидел в стороне молча. Тихий, задумчивый.
Он первый раз вышел в море. Первая путина. И уже авария, шторм. Дыхание смерти. Угроза гибели. Стоит ли продолжать? Не лучше ли вовремя списаться на берег? К жене, к детям? Жить тихо и спокойно. Не рискуя. Да, есть над чем подумать и от чего задуматься. Заработки? Но все ли они решают в жизни.
Аркадий поздоровался с командой. Ему ответили кто кивком, кто тихо, словно сам себе. И Яровой понял, что он для них — просто пассажир. Каждый был занят своими мыслями, своими делами и заботами.
— Прости ты их. Жизнь сурова. Ты жив, и больше для них не существуешь. Они знают: теперь ты не нуждаешься в их заботе, — скачал капитан плавбазы и увел Ярового в каюту.
Незаметно подошел вечер. Яровой ощутил, что качка на плавбазе стала почти незаметна. Перестал звонить графин. Перестало рябить в глазах. Тишина приходила на судно.
— Ну, вот и заканчивается карусель, — вошел в каюту капитан плавбазы.
— Как ты сказал?
— Не я, спина кока.
— Верный барометр, — рассмеялся Яровой.
— Он точно высчитывал, когда мы дома будем.
Аркадий подошел к иллюминатору. За ним стихало море. Волны, еще серые, уже совсем сникли, лишь внизу кипели, у самой ватерлинии. Ветер стихал. Небо на горизонте стало проясняться.
— Наконец-то! — вздохнул Яровой.
— Ты первый раз в море?
— Да.
— Сразу видно.
— Почему?
— Этот шторм очень короткий. Бывает по неделе, по две крутит. И ни на минуту не слабеет.
— Нет уж, с меня и этого достаточно вполне, — повернулся к земляку Яровой.
— И то верно, — ответил тот.
К ночи море улеглось. Успокоилось. И капитан, вернувшийся в каюту, сказал:
— Пошли, Аркадий.
— Куда?
— На палубу.
— Зачем?
— Море посмотришь.
— Иль не видел я его.
— Да пошли.
— Прости, но мне оно за эти дни порядком надоело.
— Такое море надо увидеть! — настаивал капитан.
— Понимаешь, я сугубо земной человек. А море для меня лишь эпизод. Случайный.
— Э! Нет! Ты, возможно, никогда не побываешь больше на море. Потому тебе надо увидеть его и таким. Луну посмотришь. Мы сейчас идем по лунной дороге. Пошли.
— Уговорил.
Море и впрямь преобразилось. Дышало спокойно, словно сил набиралось. Громадная огненно-красная луна висела над ним. И водная гладь серебрилась в ее свете, будто одетая в парчу.
— Пошли на мостик, там виднее, — предложил капитан. Сверху море выглядело еще красивее. Плавбаза шла по лунной дорожке, словно специально проложенной под днищем судна. Вода отлетала от винтов искрящимися завитками. Белым шлейфом стелилась за судном. Легкий ветер гулял в мачтах, пел что-то озорное, игривое.
— Здорово-то как! — восхищался Яровой.
— А ты идти не хотел!
— Давай помолчим.
Они долго стояли, облокотившись на поручни.
Аркадий, забыв о шторме, вспоминал свою нелегкую командировку на Колыму. Прикидывал, как продолжит расследование на Камчатке.
К обеду следующего дня на горизонте земля показалась. Вздыбленная, вся в снежных сопках, она была похожа на мираж. Когда подошли чуть ближе, Яровой ахнул. И, указав рукою, спросил:
— Что это?
— Вулкан. Авача зовется, — ответил капитан.
Отсюда с моря Авача казалась трубкой великана. Забытой по рассеянности. Вулкан был великолепен. Конусная фигура его лишь до пояса была покрыта снегом. Из кратера в небо поднимался белый дым.
— Живет и дышит, — крякнул капитан, глядя на Авачу.
— Извергаться будет? — спросил Аркадий.
— Она у нас с характером. Иногда лет пять вот так. Курит понемногу. А иногда, словно по злости, плюнет на город тучей пепла, словно горло прочистит и опять дымит.
— А землетрясения бывают?
— Случается.
— Часто?
— Это для кого как. Вулканов здесь много. Один Ключевской чего стоит! А Безымянный! Ого! Иногда и раскачают матушку землю. Это же единственный в своем роде полуостров. Есть вулканы, есть гейзеры — горячие источники. Это на Паужетке и на Паратунке. Еще в Эссо. Вот село! Чудо. Уголок — сказка. Швейцария в подметки ему не годится. Голубой лес! Сопки все в деревьях. Снег по макушку и тут же среди высоченных сугробов горячие источники. Мальчишки с сугробов без штанов в воду ныряют. И бани не надо. Всю зиму в этих источниках все. село купается. Ох и красота там. Чудное место! — улыбается капитан.
— Но и холодная эта земля?
— Почему?
— Вон снег на сопках!
— Ерунда. Здесь есть места, где помидоры в грунте зреют. И клубника растет.
— Совсем как у нас?
— Почти! Только не забывай, что зима здесь в иных районах по десять месяцев длится, а в других по шесть.
— Вот это разница!
— А как ты думал?
— Фрукты здесь растут?
— Как же! В банках прямо! Готовые! Консервированные. В магазинах. Бери сколько хочешь! — смеялся земляк. И добавил: — Север — от все-таки остается Севером! Какие фрукты? А за что нам тогда надбавки, коэффициенты платят? Не за красивые же глаза! За лишения, какие мы тут терпим. Вот ты говоришь —
