Только не зря ты одна. Неспроста бегут от тебя люди. И не сватается никто. Только хахалятся.
— Баб! Да ты, как тундра непроходимая, словно вчера из пещеры вывалилась. Где видишь, чтоб в наше время сватов засылали? Теперь чуть мужик в двери, его за грудки и волокут в постель, покуда он теплый и на своих копытах стоит. О чем ты вспомнила? Теперь, чтоб мужика заклеить, стол надо накрыть, с угощеньем и выпивкой. Иначе на ночь не останется!
— И ты так-то завлекаешь? — подошла с каталкой, стала за спиною.
— Я не ловлю мужиков на бутылку. Совестно. Своего козла жду. А он, прохвост, куда-то делся. Уже третий месяц ничего не пишет. Я ему сколько телеграмм послала, он ни одного ответа на них. Хоть ты скажи, что мне ждать? — обняла Анну за пояс, расплакалась. Бабка оттаяла, расчувствовалась. Убрала каталку. Подав Юльке воды из святого источника, велела омыть лицо и, глянув на Юльку, сказала:
— Ждать недолго тебе. Скоро твой появится. Не повинен он в молчании. Помнит. И ты жди…
— А сколько еще ждать?
— Немного…
— Неделя или месяц?
— Во пристала! Может время сказать?
— Не мешало б! — повеселела Юлька.
— Ладно, егоза! Твое счастье на пороге…
— К Новому году приедет!
— Не знаю.
— Бабуль, а он насовсем или только в отпуск?
— Дуреха! В такой путь не едут ненадолго.
— Баб! А ты знаешь, у тамошних рыбаков отпуск по полгода! Потому и спрашиваю! Конечно, на полгода может прилететь. А дальше?
— Все от тебя зависит, на сколько он тут задержится.
— Соперница у меня там есть! — нахмурилась Юля.
— Откуда взяла? Где баб в море сыщет? — удивилась Анна.
— Не бабы, само море! Все тарахтел, как его к нему тянет, аж мочи нет!
— Ой, Юлька! Да ты что? Слепая? Все мужики такие! Одного в море, другого к водке, иного на охоту, на рыбалку, вон кузнеца нового — на баб. У каждого свой хот. Не хочешь, чтоб в море поехал, навяжи ему пчел, или птичник свой заимейте.
— Не хочу в деревню! — подскочила Юлька.
— В городе он у тебя прокиснет на диване или сопьется от безделья. Ему работа нужна, свое дело в руки. А город что? Кого заместо рыбы ловить станет? Сама подумай!
— А я чем займусь? Опять влезать в хозяйство? Ковыряться в говне с утра до ночи?
— Зато детей родишь. На всем своем их вырастишь здоровыми. И при мужике жить станешь, как все нормальные. Вон Спиридон наш, навкалывается с утра до ночи, так ему ни до баб, ни до выпивки. Приходит чуть живой, зато радостный. Каждый день что-то свое в дом приносит. И человек счастливый становится. А ты хочешь, чтоб Прошка дивану радовался, к нему задницей прирос? Не-е, это не получится. Натура его другая, не лежачая. Вот только дело надо подыскать, чтоб он в нем заново сыскал в себе человека, мужика. Тогда у вас все состоится надежно и надолго. Помни, спиваются мужики не потому что они плохие, а оттого, что не чувствуют себя полезными, нужными в семье. А в обруганных нахлебниках жить никому неохота. Оттого хиреет род мужичий, а жаль, — вздохнула Анна тяжко.
Юлька глянула на нее удивленно и спросила:
— Чего ж своего Спиридона не жалеешь? Завалила работой невпродых!
— Если без дела жить станет, вовсе прокиснет. Пока работа есть, живет человек. Вон и Клавдя занята. Некогда ей по подружкам бегать. Целыми днями, как пчела, без роздыху трудится, все умеет. Не то, что ты, работу не выбирает.
— Ой, баб, вечно придираешься. Я тоже задницей к лавке ни прирастала и ты не жаловалась, не называла лентяйкой. Это теперь на тебя нашло, бурчишь, забыв про все.
Юлька, пробыв у Анны недолго, вернулась в город, позвонила отцу, сказала, что была у бабки.
— Ну, как она там мается?
— Ворчала на меня? — ответила Юлька.
— Это хорошо! Значит, здорова и все у нее в порядке. Я ли ее не помню! Уж чего только не услышал в свой адрес с самого детства! Хвалила, лишь когда болела. Сил на ругачку не доставало. Я, бывало, устану слушать ее ворчанье, в сад убегал. А зимою залезал на чердак. Случалось, найдет меня и удивляется, зачем это я от нее прячусь? Уже когда вырос, сказал ей причину. Неловко стало, сбавила обороты, но иногда все равно забывалась. Ей на больных ругаться нельзя, так она на своих, на нас с тобой «пар выпускала» и разряжалась, забывая, что родных тоже беречь и жалеть нужно.
— Я так и не поняла, чего она звала меня? Зачем? Ничего у нее не стряслось, все в порядке, а меня сорвала. В другой раз уже не поеду. Ну что за дела? — злилась Юлька.
— Не серчай, стареет бабка, внимания ей хочется, как каждому человеку. Ведь она одна. Мы, что ни говори, редко у нее бываем. Обидно матери. Чужие люди никогда родных не заменят. Вот и ворчит. По- своему, конечно, права.
— Пап, ну не могу я возле нее все время сидеть, не люблю деревню! Не хочу в Сосновку, сколько раз бабке говорила, она не понимает.
— Юль, это мы с тобой глупые. Мать ничего просто так не скажет и не сделает. Потом поймем ее, лишь бы не опоздать. К сожалению, наша Аннушка тоже не бесконечна и я с ужасом иногда о том вспоминаю. Знай, Юлька, эта утрата для нас с тобой будет самой тяжелой.
— Да с чего ты завелся? Она здорова, прекрасно выглядит и проживет еще столько же! — хохотнула Юлька в ответ.
— Твои слова да Богу в уши! — отозвался Борис и спросил:
— Что купить тебе на Новый год? Уж лучше сама скажи, чтоб не приволок ненужное.
— А сколько можешь на подарок выложить?
— На хороший хватит! — ответил не раздумывая.
— Тогда куртку купи!
— Э-э, тут вместе выбирать нужно. Сам не рискну. Давай в выходной поездим, что-нибудь выберем, — предложил тут же.
После магазинов и беготни по этажам, Юлька вернулась домой усталая. Хотела прилечь передохнуть, соседка пришла, Димкина бабка. И завелась с порога:
— Покуда тебя не было, кто ж только не приходил к тебе. И энтот Мишка, твой со своею сестрицей. Елку купили. Я предлагала им оставить, если она для тебя. Но унесли с собой. Знать для себя подобрали. Спросили, куда ты умчалась и надолго ли? Я им ответила, что не знаю. Они покрутились возле двери и ушли. Спросила, может передать, сказать тебе что-то. Мишка ответил, мол, вечером приедет сам.
— И все? Только они приходили?
— Не-ет! Еще тот, большой и лысый, круглый и нахальный, как кот. Он велел передать, что приедет вечером после шести и чтоб ты была дома.
— С чего это решил моим временем распоряжаться? Тоже мне, деловой! — фыркнула Юлька недовольно.
— А еще девка заходила! Вся крашеная! Аж жуть. Раньше так вот люди мазались, когда ходили колядовать. А эта нет, без корзинки! Враз тебя спросила. Ну, да тоже обещалась позвонить.
— Кто ж такая? Может с работы кто-нибудь? Но нет, Вика не красится до безобразия! Хотя чего голову ломаю, ведь обещала позвонить сама…
А вечером пришел Мишка. Он был какой-то скучный, тихий. Поставил елку у двери, прошел в комнату, как-то виновато глянул на Юлю и сказал тихо, словно извиняясь:
— Юлька, а я жениться решил…
— Наконец-то! На ком?
— На Вике! С какою работаешь.
— Молодчина! Давно пора! — обняла Мишку за плечи, чмокнула в щеку.
— Я не хотел тебя обидеть и боялся сказать. Но на Новый год хотим отметить, устроить вечер. Ты
