придешь? Мы тебя приглашаем, слышь?
— Конечно, приду! — пообещала не раздумывая. И спросила:
— С чего взял, что обижусь?
— Ну как же? Столько времени с тобой дружил, а женился на другой. Конечно, обидно, я сам хорошо понимаю. Вот только себе не прикажешь. Тебя очень уважаю, а Вику люблю!
— Мишка! Ты правильно решил. Ведь и я другого люблю…
— А где он?
— Пока сама не знаю, но жду!
— Когда обещает приехать?
— Я давно не получала от него ни писем, ни телеграмм. Ничего о нем не знаю. Живой ли он? А может, женился на другой? Не сообщает…
— Чего же ты ждешь?
— Наверное, потому что привыкла ждать. Что еще остается?
— Найти другого в замену!
— Я его люблю! Другие не нужны!
— Юлька, годочки идут, помни!
— Ну и черт с ними. Вон, моя соседка, совсем старуха, а недавно замуж вышла. Живут счастливо и радуются. Нашли друг друга на старости. Так что не пугай одиночеством. Уж мы с тобой знаем, как и в семье бывают несчастными люди и до гроба в сиротах мучаются. Вон, как моя мать, — вспомнила Юлька.
Они оба вздрогнули от внезапного звонка в дверь, переглянулись:
— Кого принесло? — удивилась Юлька, открывая двери:
— Юрий Михайлович! Вы хотя бы позвонили, ведь мне Мишанька принес елку, — позвала гостя в зал.
— Елка в доме лишней не бывает! Одну в зале, другую в спальне поставишь, здорово будет! Везде праздник наступит! — вошел человек, втащив за собою кучу коробок:
— Вот тут елочные игрушки, здесь торт! Мишку Дедом Морозом нарядим…
— Нельзя! Он женится.
— На ком?
— На Вике, она со мной работает.
— А почему ни на тебе?
— Она лучше. Потому ее любит.
— Ну, а ты чему радуешься?
— За них! Они оба мои друзья!
— Отморозки! Думал, что я один такой. Оказалось, что много, — сел к столу и, попросив кофе, подозвал Мишку:
— Разговор есть, общий, — предупредил тихо и, подождав пока подойдет Юлька, заговорил, то ли шутя, то ли всерьез:
— А ведь у меня тоже будет своя семья.
— Аленка возвращается, уходит от деда?
— И не думает. Говорит, что с этим клещом она до конца! Сколько с нею базарил, что время ее уходит, могла бы найти себе подходящего человека, дочь ничего не стала слушать и ответила, что этот контракт выполнит до конца. Я говорил, мол, нет в нем нужды, но бесполезно. Аленка будто оглохла. Мне ее не переломить. У нее мой характер, что задумала, то сделает. И тогда я предложил Надежде удочерение. Вы б слышали, как она меня отделала! Сказала, что никогда не согласится стать чужою своему брату даже на бумаге. Пусть у меня был плохой отец, но он мой, кровный, чужого отцом не признаю. Тот, хоть какой, а дал жизнь. Он ушел и за свое ответит сам, я не вправе его судить, а отказываться не имею права. Мы не выбираем себе родителей, их дает Бог. И тогда я предложил Надежде руку…
— Да как вы посмели?! — подскочил Мишка.
— Вы старше нашего отца! — закричал на отчаяньи.
— Надя все знает. Я ничего не утаил. Она сама так решила.
— Вы говорили, что стали импотентом! — напомнила Юлька.
— С твоею матерью. У меня на нее даже аллергия была. Теперь это прошло без следа. Конечно, не вернулась молодость, но я снова мужчина, больше не шалю с путанками, для Надежды себя берегу. Она говорит, что я ее устраиваю. И главное, Надя сказала, мол, она выходит замуж за человека, а не за член…
— Мне надо увидеться с сеструхой! Почему со мной не посоветовалось? — возмутился Мишка.
— Прежде чем с нею говорить, побазарь со мной. А уж потом решай, о чем беседовать с Надей, — посуровел Юрий Михайлович:
— Я с твоим начальником порта в кабаке на прошлой неделе всю ночь о тебе трепался. Ходатайствовал, чтоб старшим диспетчером тебя назначили. И приказ подписан. Со следующего года ты в новой должности. Это первое! — глянул на Мишку и продолжил:
— Ты мечтал о машине? Я купил тебе «девятку». Учись ездить на ней, там присмотрим получше. И еще! За сестру не волнуйся. Мы с нею не по контракту, венчаться будем. Это навсегда, до конца жизни, так Надюшка предложила.
— Вы ж старик против нее! — не выдержал Мишка.
— Не смеши! Нет молодых или старых мужиков. Пока человек в своем уме и способен стать отцом, он мужчина! Тебе любой это подтвердит. Теперь ни все молодые могут сделать ребенка, а у нас получилось. Понял?
— Она еще и беременна? — покрылся потом лоб человека.
— А что в том плохого? Твоя сестра стала женщиной, скоро будет матерью! Надя сама так решила. У нее был выбор. Но она присмотрелась ко мне за это время. Я ни на чем не настаивал.
— Нет, такого не могло быть! Надька, не спросив меня, вышла замуж! Это уже круто!
— А ты сказал ей, что женишься? — спросила Юлька смеясь.
— Как раз сегодня хотел объявить, — признался Мишка.
— Нет, ну вы, взрослый человек, знаете, что сестра много лет болела?
— Я даже у Анны был. Говорил с нею обо всем. Она благословила нас…
— Ни слова мне о том не сказала. Ну и бабуля! — удивилась Юлька.
— Ты-то чего дергаешься? Твой Прошка всего на червонец моложе, но ты его ждешь! Почему стариком не считаешь, лучшего не нашла? Кстати, все хочу сказать тебе и забываю. Ты помнишь Вадима Евгеньевича? Ну, того фирмача, к какому хотел устроить тебя на работу?
— Помню, — процедила сквозь зубы, покраснела до корней волос.
— Так вот забудь! Нет его больше. Погиб в автоаварии…
— Вы ему помогли в этом?
— Нет, Юленька! Все обошлось без меня! Он ночью порезвился хорошенько. В ресторане гудели допоздна. Но ему мало показалось. Решили «в гонки» поиграть на дороге. А там непредусмотренный «козел» ехал. Венька решил обогнать и выскочил на встречную. Лоб в лоб с джипом, оба всмятку. Еле распознали, кто есть кто. Хорошо путанки по особым приметам быстро определили своего хахаля. Сокрушались, что так рано погиб. Видно кучеряво отслюнивал шалавам, на весь морг выли.
— Давно это случилось?
— Недели две или три назад. Я на похоронах не был. За его гробом ни одного приличного человека не приметили. Всякие официанты, бармены, крупье, да шлюхи разного возраста и сорта. Короче, зоопарк, а не похоронная процессия. На могиле перепились и пляски устроили, настоящую веселуху. Пришлось милиции вмешаться, когда похоронщики на соседних могилах кувыркаться стали. Забыли, где они и зачем на погосте оказались. Желали, чтоб всем мертвецам на том свете было весело. Те похороны город долго будет помнить! Недолго прожил человек, память о нем еще короче. Да и кто о нем пожалеет всерьез? Он никого не согрел, и его не любили. Вот такой смерти я боюсь больше всего. Обрыгали, обоссали могилу и ушли навсегда. К ней уже никто не придет и не помянет покойного. Без добрых дел нет светлой памяти. А у путанок и официанток клиентов много. Дольше одной ночи в голове ни один не удержится, — вздохнул человек, и, будто забыв о покойном, спросил Мишку:
