взглянуть.
Он вынул пистолет, подбросил в воздух медяшку и выстрелил. Монетка, настигнутая пулей, не упала на землю, но отлетела в сторону и впилась в кору старого платана, росшего посредине двора ратуши.
— Неплохо, — сказал Петр.
Капитан де Тревиль кивнул своим кадетам. Мушкетеры — их было девять — с пистолетами в руках построились в ряд.
— Можно мне выстрелить не в монетку, а в медную пуговицу? — спросил один из них. Капитан де Тревиль удивился.
— Это почему?
— Потому что у меня нет ни одной монетки, — сказал кадет, в ухмылке растягивая рот от уха до уха. Юноша был высокий и широкоплечий, но с лицом нежным, как у девушки, и прекрасными незабудковыми глазами.
— Так пусть вам кто-нибудь одолжит, — сказал капитан.
— Боюсь, мой кредит у приятелей уже исчерпан, — сказал кадет.
Капитан, нахмурившись, протянул кадету медяк.
— На сегодняшний вечер я заказал в «Красной харчевне» во Вьенне баранью отбивную, в целой Франции не подают ничего лучше, — заметил капитан. — Если вы, Арман, промахнетесь, вам придется положить зубы на полку. Итак, господа, вперед!
Кадеты подбросили медяки, и залп сразу из девяти пистолетов разразился как гром. Из девяти монеток на землю, не настигнутая пулей, упала только одна.
— Жан-Поль, Жан-Поль, от кого другого, но от вас такого сраму на свою голову я не ожидал, — скорбно произнес капитан де Тревиль.
— Вы ведь знаете, mon capitaine, что у меня ушиблена правая рука, — отозвался Жан-Поль, молодой человек с упрямым выражением лица и выступающим вперед подбородком.
— Нечего было ее ушибать, а если уж ушибли правую, стреляли бы левой, — сказал де Тревиль и обратился к Петру: — Что вы, сударь, скажете теперь?
— Тоже неплохо, — отозвался Петр.
— Сдается, большого впечатления это на вас не произвело, — сказал де Тревиль.
Петру послышался вдруг хорошо знакомый ему шепоток Искусителя, подбивавшего совершить невозможное, и он ответил:
— Увы, но это правда — большого впечатления это на меня не произвело. Когда я хочу показать свое искусство, я стреляю в две монеты сразу.
— Это невозможно, — сказал де Тревиль.
— Вы ничем не рискуете, утверждая, что это невозможно; ведь я, безоружный заключенный, не могу вас опровергнуть.
Де Тревиль поколебался и, подергав себя за бородку, произнес, вынув из кармана две монетки:
— Господа, подайте ему два пистолета, пусть покажет, на что он способен. Собственно, если смотреть в корень, то тут нет нарушения правил, поскольку о том, что командир эскорта не смеет доверить эскортируемому заряженное огнестрельное оружие, в служебных предписаниях ничего не сказано, очевидно, их составителям такая несообразность даже в голову не пришла.
Петр выбрал себе два пистолета, которые кадеты в восторге от предстоящей забавы поспешили передать друг через друга прямо ему под нос, сжал их правой рукой, а левой подбросил обе денежки как можно выше. Еще когда они летели вверх, Петр, перебросив один из пистолетов в левую руку, выстрелил из обоих одновременно — и монетки, резко изменив свой путь, расплющились о стену ратуши. И кадеты на глазах у изумленных писарей и служителей ратуши, которые, заслышав пальбу, приникли к окнам, кинулись к Петру и с восторженным воплем «браво!» вскинули его на плечи и принялись вышагивать по двору, распевая мушкетерскую песню, самую хвастливую из всех, которые когда-либо были сложены:
D'un pied je fais trembler la terre,
Et pour me rendre egal aiix dieux,
Je veux escalader les deux,
Pour у produire mon tonnerre.
А это означало приблизительно вот что:
Мой шаг бросает землю в дрожь,
И чтобы встать с богами вровень,
Мне влезть на небо невтерпеж,
Чтоб сверху разразиться в громе.
Потом капитан де Тревиль отобрал у Петра все движимое имущество, среди прочего и его пояс, набитый золотыми, и когда слуга привел из конюшни запряженную лошадь Петра, все вскочили в седла.
— Вперед во Вьенн, и да пусть не пережарится наша баранья отбивная в «Красной харчевне», — сказал капитан.
И они двинулись в путь. Когда они миновали ворота города Баланс и направились на север, вверх по узкой каменистой тропе, извивавшейся между рекой и откосами, где росли сосны и дубы, капитан де Тревиль спросил Петра, ехавшего от него по правую руку:
— А вы играете в пике, сударь?
— В свое время, когда случалось участвовать в этой хитроумной игре, меня считали сносным партнером.
Капитан де Тревиль выпрямился.
— Вы всерьез называете эту игру хитроумной или в насмешку?
— Пожалуй, всерьез, — сказал Петр. — Это игра не столь изощренная, как шахматы, но все-таки требует смекалки.
— Тогда хорошо, — сказал капитан де Тревиль. — Я надеюсь, что, пока мы доберемся до Парижа, мы успеем сгонять не одну партию; денег, как я сужупо толщине вашего пояса, у вас достаточно.
— Я твердо надеюсь, что партий мы сгоняем немного, — возразил Петр, — потому что, как вы уже слышали, я сбегу от вас раньше, чем вы думаете.
— С вашей стороны, господин де Кукан, неблагородно использовать во зло то, что мы обращаемся с вами не как с вульгарным преступником. Обратите внимание, я ведь даже не приказал надеть на вас наручники.
— Ну так обращайтесь со мной, как с вульгарным преступником, — сказал Петр. — Велите надеть на меня наручники, а я все равно сбегу.
— Quel homme! Quel hommet Какой человек! Какой человек! — восхищенно бросил безусый кадет с детским румянцем во всю щеку, ехавший справа от Петра. — Какая жалость, что он не француз.
— Оставьте свои замечания при себе, Гастон, — сказал де Тревиль. — А почему, тысяча чертей, вы хотите от нас сбежать? Ведь мы же вам объяснили, что заключение в Бастилию не означает ущерба для чести. Особенно если это делается по личному приказу Ее Величества. Или вы хотите нанести мне оскорбление, не доверяя моим словам? Этого, сударь, я никак не советовал бывам делать.
— Честь честью, господин де Тревиль, — сказал Петр, — но я не из тех, кто безропотно дает вести себя на смерть.
— А вы считаете, что мы ведем вас на смерть?
— Я не считаю, я знаю, — сказал Петр. — Я приехал во Францию с намерением убить одного высокопоставленного негодяя; увы, он прознал о моем намерении и теперь, когда я в его руках, поступит со мной так же, как я хотел поступить с ним.
— Это справедливо, — заметил де Тревиль. Теперь пришла очередь Петра возмущенно распрямиться.
— Справедливо?! — воскликнул он.
— Конечно, — подтвердил де Тревиль. — Когда я вызываю кого-либо драться, то в поединке либо я убью его, либо он меня, и это правильно.
— Но я не вызываю этого негодяя на поединок, — сказал Петр.
— В переносном смысле — вызываете, — сказал капитан де Тревиль. — Бывают поединки на большом
