Десять загадок наполеоновского сфинкса

«Мемуары французского сержанта о кампаниях в Италии, Испании, Германии, России и т. д.» Они имели такой успех, что на следующий год вышло их второе издание.

В этих «Мемуарах» автором, также, якобы, побывавшим в плену после Трафальгарского сражения и вернувшимся из плена вместе с Вильнёвом, подробно рассказывается о смерти последнего.

Приведем несколько отрывков из них:

Вид французской земли, казалось, придал духу адмирала безмятежное состояние, которого я не видел с тех пор, как стал находиться при нем. Адмирал решил остановиться на несколько дней в Ренне, чтобы отдохнуть, а затем двинуться в Париж, куда я должен был его сопровождать. Выходил он редко, подолгу предаваясь размышлениям, а я его почти не покидал. Принимал у себя он лишь очень ограниченное число людей. Сборы были закончены, дорожные чемоданы были размещены в почтовой карете, нанятой адмиралом, и отъезд был намечен назавтра, наутро.

После полудня в гостиницу заявились четыре усатых незнакомца, одетые, как добрые буржуа, что, впрочем, мало им подходило.

Их акцент говорил о том, что они, по всей видимости, не французы. Они задали множество вопросов об адмирале, его привычках и передвижениях. Гийемар нашел их любопытство относительно столь известного человека вполне естественным и подробно ответил на вопросы, не имея при этом никакой задней мысли.

Но продолжим чтение:

Но вот появился пятый человек. Этот был французом: его произношение указывало на то, что он был из наших южных провинций. Ему было около сорока пяти лет. Он был небольшого роста, резкий, голова его была седа и покрыта пудрой, сзади волосы были заплетены в короткую косичку, его черты были неприятными, взгляд живым и пронизывающим, цвет лица говорил о пристрастии к спиртному, ноги его были тонкими. Таков был этот человек.

Он также стал подробно расспрашивать Гийемара. По его тону и манере держаться было видно, что он начальник четверых его предшественников. В десять часов адмирал лег спать. Гийемар поднялся к себе в комнату и вскоре заснул. Далее у Гийемара мы читаем:

Внезапно я был разбужен сильным шумом, шедшим, как казалось, из комнаты адмирала. Он усилился; к нему добавились неясные голоса, и вскоре скорбные крики не оставили больше сомнений.

Я вскочил из кровати, быстро схватив свечу и саблю, которую адмирал купил мне, как только мы приехали в Морле, в один миг преодолел ступени, отделявшие меня от этажа, где находилась его комната, и отчетливо услышал быстрые шаги нескольких человек.

Внизу на первом этаже я заметил человека, с которым я говорил накануне. На нем была та же одежда, и я подумал, что спать он еще не ложился. Я подумал преследовать его, но решил сначала заглянуть в комнату адмирала, дверь в которую была открыта.

Сделав еще несколько шагов, я нашел несчастного, которого пощадили ядра Трафальгара, лежащим на кровати, залитой кровью. Он весь дрожал от страшной боли и был мертвенно- бледен. Узнав меня, он попытался подняться и что-то сказать, но я не смог разобрать что, а затем испустил последний вздох еще до того, как я успел попытаться оказать ему какую-то помощь.

Пять глубоких ран зияли у него на груди, но никакого ножа, никакого оружия рядом не было. Изо всех сил я стал звать на помощь. Через минуту служащие гостиницы и ее постояльцы начали заполнять комнату; поднялся страшный переполох, и первая мысль, которая пришла всем, была мысль о том, что адмирал стал жертвой убийства.

Чуть позже Гийемар был приглашен к императору, которому он в присутствии морского министра Декре повторил свой рассказ. Было начато новое расследование, но оно ни к чему не привело.

Далее Гийемар рассказывает:

Три или четыре дня спустя, я повстречал на бульваре незнакомца из Ренна. Он был одет в голубую униформу с красным воротником и серебряным шитьем. Он прошел совсем радом со мной, не обратив на меня ни малейшего внимания.

Это был офицер морского флота, принимавший участие в убийстве вице-адмирала Вильнёва. Как пишет современный французский историк Робер Уврар, активно занимающийся вопросом о загадочной смерти Вильнёва, «по описаниям, данным Гийемаром, в нем можно узнать капитана корабля Маженди».

Уроженец Бордо Жан-Жак Маженди в Трафальгарском сражении командовал линейным кораблем «Буцентавр», флагманом эскадры Вильнёва. Маженди находился под непосредственным командованием Вильнёва до, во время и после сражения, находился он вместе с ним и в английском плену.

И именно этого бывшего боевого товарища Вильнёва Робер Уврар фактически обвиняет в убийстве своего командира, к тому же, совершенном по приказу морского министра Декре!

Возникает логичный вопрос, почему?

Потому, как пишет Уврар, «что Декре был заинтересован в устранении Вильнёва, а амбиционный Маженди не испытывал отвращения к убийству». Но это лишь констатация факта, не подкрепленная никакими доказательствами. Причем даже не факта, а лишь одной из версий.

Историк Виллиан Слоон пытается аргументировать эту версию: «Полагали, будто Вильнёв был убит одним из своих подчиненных, командиром «Буцентавра» капитаном Маженди, опасавшимся с его стороны разоблачений, неприятных для флота и для Наполеона».

Ответом на обвинения являются опубликованная в 1814 году книга Маженди, получившая название «Историческая справка о жизни адмирала Вильнёва». В этой книге собраны все возможные свидетельства, доказывающие, что ни морально, ни физически он не мог совершить приписываемое ему злодеяние.

Что касается морского министра Декре, то он был просто раздавлен случившимся. Один из его коллег по министерству писал: «Фактом остается, что когда я получил письмо из Ренна, объявлявшее о смерти адмирала Вильнёва, я показал его ему, делая все возможные усилия, чтобы скрыть испытываемую при этом боль. Он проследовал в мой кабинет и там не смог сдержать эмоций, вызванных у него этим событием, таким же жестоким, как и неожиданным. Я увидел, как он плачет, горько плачет».

Но слухи, подтверждавшие или отрицавшие различные версии смерти Вильнёва, продолжали и продолжают множиться.

В частности, Льюис Голдсмит в своей книге «Секретная история кабинета Сен-Клу» уверяет, что Вильнёв был убит четырьмя мамелюками из личной охраны Наполеона.

Английский врач Барри-Эдуард О’Мира, близко общавшийся с Наполеоном на острове Святой Елены в своих воспоминаниях воспроизводит следующую версию смерти Вильнёва, якобы, высказанную самим императором:

Вильнёв, очень глубоко восприняв свое поражение, начал изучать анатомию: задумав убить себя, он даже купил несколько гравюр, изображавших строение сердца. Когда он вернулся во Францию, я приказал ему оставаться в Ренне и не приезжать в Париж. Вильнёв боялся предстать перед военным трибуналом за то, что ослушался моих приказов, и это привело к потере флота. Мои приказы состояли в том, чтобы не поднимать паруса и не ввязываться в бой с англичанами. Он решился на самоубийство и стал сравнивать гравюру и свою грудь. Он пометил центр гравюры длинным стилетом, который затем вонзил себе в грудь по самую рукоятку. Стилет проткнул сердце, и он умер в то же мгновение. Когда его комната была открыта, его нашли со стилетом в груди, а отметка на гравюре соответствовала месту, куда был нанесен удар. Он не должен был делать этого; это был храбрый человек, хотя и лишенный таланта.