Если эта версия и принадлежала Наполеону, что маловероятно, то она насквозь лжива. Лживы слова о приказах, дававшихся Вильнёву, лживы слова о стилете, вонзенном точно в сердце, лжива сама вероятность того, что 42-летний боевой офицер, неоднократно видевший смерть и прекрасно умевший обращаться со всеми видами оружия, покупает какие-то гравюры и прикладывает их к груди, чтобы узнать, где находится сердце.
8 октября 1830 года альманах «Морские и колониальные летописи» опубликовал материал, подписанный неким Лардье, бывшим бухгалтером флота. Этот Лардье писал следующее:
Никому не известный Гийемар обстоятельно доказал, что было совершено убийство. Затем никому не известный Лардье заявил о том, что Гийемар — вымышленный персонаж, а следовательно, было совершено самоубийство. Но где гарантии того, что этот самый Лардье тоже не является плодом чьего-то воображения?
Гораздо более интересен в этом отношении факт, отмеченный в полицейском отчете, где было сказано, что Вильнёв погиб от шести ударов ножа. Факт того, что удар был не один, приводится в различных исследованиях. В частности, Виллиан Слоон пишет: «22-го апреля злополучного адмирала нашли мертвым в комнате, с несколькими колотыми ранами в груди, причем в последней ране торчал нож».
Кто-нибудь когда-нибудь видел человека, шесть раз подряд ударившего себя ножом? Конечно, можно допустить, что с первого удара не всегда получается нанести себе смертельную рану (ведь речь шла об обыкновенном столовом ноже), однако сомнительно, чтобы человеку удалось, производя подряд шесть ударов, превозмочь болевой шок, вызванный проникновением лезвия ножа в грудь.
В этом усомнились и некоторые представители властей в далеком 1806 году. В результате некий Франсуа Мартэн из сыскной полиции Реннского округа приказал возобновить следствие. При этом он писал: «Получив информацию о том, что смерть была вызвана несколькими ударами ножа, я решил, что в подобных обстоятельствах необходимо пересмотреть все улики, чтобы разобраться в обстоятельствах этого события и официально предать суду всех исполнителей, подстрекателей и соучастников этого преступления».
Если посмотреть на произошедшее под другим углом, то и все другие «неоспоримые» улики не могли быть абсолютными доказательствами самоубийства. Письмо? Но опытный фальсификатор мог легко подделать его, и оно не содержало ничего, что кто-то другой, кроме самого Вильнёва, мог написать. Кроме того, оригинал этого письма не сохранился, так что сделать почерковедческую экспертизу не представляется возможным (может быть, поэтому министр полиции Фуше так хотел, чтобы письмо под благовидным предлогом забрали у мадам Вильнёв?). Ключ в замке? Но есть хорошо известные методы закрыть дверь снаружи, повернув ключ, вставленный изнутри. Главное здесь, иметь под рукой людей ловких и умелых. А мы не будем забывать, что Фуше был человеком, который был способен на все!
При расследовании любого преступления наиважнейшим является вопрос, кому это выгодно?
Нужно ли было Вильнёву кончать жизнь самоубийством? Да, вроде бы, как и не нужно. Его не арестовали и не разжаловали. Лишь за четыре дня до этого он получил из Парижа ободряющее сообщение от министра Декре, который постоянно контактировал с императором и которого Вильнёв считал своим другом, и тот писал, что «не следует неблагоприятно оценивать намерения Его Величества».
Даже в худшем для себя варианте с военным трибуналом, он имел возможность постоять за себя и открыто рассказать всю правду о плачевном состоянии наполеоновского флота, о противоречивых приказах из Парижа, о ненадежности испанских союзников и т. д.
Похоже, что этого-то больше всего и боялся Наполеон. Никакой суд и никакие публичные разоблачения ему были не нужны.
Подобную «фобию» Наполеона подробно разбирает Виллиан Слоон. Он приводит пример, как в 1804 году у себя в камере был найден мертвым генерал-заговорщик Шарль Пишегрю, так и не доживший до суда и «покончивший с собой» в обстановке, как пишет Слоон, «столь же театральной и подозрительной». Так же погиб в 1805 году и взятый в плен капитан Райт, командовавший кораблем, доставившим во Францию другого заговорщика Жоржа Кадудаля. «Парижане шептали друг другу на ухо, что Бонапарту положительно не везет, ибо все его враги умирают, как только попадают к нему в руки».
Виллиан Слоон ставит эти три «странные» смерти в один ряд и делает следующий вывод. Нет и не может быть никаких серьезных доказательств, на основании которых можно было бы приписать их Фуше или кому-нибудь из его агентов. «Тем не менее, нельзя положительно и отрицать их виновности, а ввиду Действительно странного совпадения, неудивительно, если наполеоновской тайной полиции суждено будет остаться на вечные времена на подозрении».
Если Вильнёва действительно «убрали» по распоряжению Наполеона, то этим было убито сразу несколько зайцев. Как говорится, и волки стали сыты, и овцы остались целы. Суд над столь своевременно «покончившим с собой» Вильнёвом не состоялся, но и титулы этого «изменника» и «труса» не были тронуты. При этом лишь 7 мая 1808 года, то есть через два года, Наполеон выделил для вдовы вице-адмирала пенсию в размере 4000 франков, что было ничтожно мало по сравнению с другими генеральскими пенсиями.
Вильнёв, этот, как писал о нем Альбер Манфред, «храбрый человек, судьба которого сложилась так несчастливо», навсегда замолчал, унеся с собой в могилу загадку своей смерти.
Байленская катастрофа: кто виноват?
Без сомнения, все, кто хоть в какой-то степени интересуется наполеоновскими войнами, либо знают о событиях 1808 года в Байлене, либо хоть что-то слышали о так называемой Байленской катастрофе или о капитуляции генерала Дюпона.
К великому сожалению, в большей своей части эти знания основаны на ряде стереотипных суждений, кочующих из одной ученой книги в другую, и, как правило, имеющих с реальной действительностью лишь очень ограниченное количество точек соприкосновения. Кроме того, создается впечатление, что эти стереотипы отнюдь не рождаются в муках научных исследований, а просто-напросто переписываются друг у друга, зачастую безо всяких ссылок на первоисточники. Множество же таких словно переснятых на копировальной машине мнений «разных авторов» создает иллюзию истинности их умозаключений и ведет к навешиванию «исторических ярлыков» на людей, совершенно этого не заслуживших.
Приведем наиболее типичные и наиболее часто встречающиеся суждения, в которых путаются не только имена героев событий, названия воинских частей и населенных пунктов (это еще было бы не так страшно), но и сама суть и последовательность происходившего:
Альберт Манфред:
