натура творческая и ищущая, она никак не могла остановиться на ком-то одном. Выйдя замуж в очередной раз, вдруг обнаруживала на своем горизонте объект лучше, выше, достойнее и снова бросалась в бой на покорение очередной брачной вершины.
– Он обязан стать моим мужем! – заявила Гена. – Я как раз обдумывала различные варианты, загляделась на рекламный щит его банка и сбила тебя. Ну, разве я виновата, что люблю? – капризно надула она перламутровые губки. – Должна же я использовать свой шанс!
«Нет, милая моя, – мысленно, но крайне решительно оборвала ее Ника. – Этот, как там его, ЕВРуша – мой шанс! Зря, что ли, я такие страдания приняла? На голом асфальте под колесами машины! На всю Москву голой задницей сверкала! Случись такое в Кувандыке, со стыда полгода бы на улицу показаться нельзя было».
– Так, – продолжала вслух размышлять Гена. – Я могу тебя рекомендовать Ропшину как опытную бонну. Пожалуй, если сказать, что я тебя от самого Ляхирева сманила, ЕВР точно клюнет! Ну а ты прикинешься скромницей. Глазки в пол, голосок тихонький… И одеться надо как можно незаметнее! Подобрала что- нибудь?
Отложенную Никой одежду Гена забраковала как вызывающую.
– Ропшин должен в тебе увидеть скромную бедную интеллигентку, а не секс-бомбу. Ясно? Вот эти брючки и вот этот свитерок, чтоб все было прикрыто.
Одежда Нике страшно не понравилась: ноги от природы у нее были очень красивыми, а грудь – еще лучше. Зачем же красоту прятать? Однако, как девушка практическая, она поняла: не время спорить, а тем более – демонстрировать физические прелести. Вот войдет в дом, освоится, а уж тогда…
Они снова погрузились в Генино серебристое чудо и понеслись по Москве. В одном из переулков Ника вдруг догадалась спросить:
– А ничего, что мы без звонка едем? Вдруг его дома нет?
– Господи! – заорала Гена. – Как я могла!
При этом высоко всплеснула руками, совершенно забыв о руле, и серебристый автомобиль так откровенно вильнул на скользкой дороге, что чуть не врезался в смирную бело-синюю машину ДПС. Наперерез Гене тут же бросился гаишник, замахал как ненормальный полосатой дубинкой. Пришлось остановиться. Ника утробно застонала, закатив глаза от немыслимой боли, задрала брючину, выставив перебинтованное колено. Гена смахивала с ресниц сочувственные слезы, не в силах сдержаться при виде страданий подруги…
– Понимаете, мы спешим в больницу, а ей внезапно стало плохо, – срывающимся голосом объяснила нарушительница. – Я перепугалась, полезла в сумочку за лекарством…
Ника исторгла громкое «о-о-о» и привычно потеряла сознание.
Милиционер торопливо козырнул и указал дубинкой на «кирпич»: мол, езжайте под знак, пока еще есть возможность помочь умирающей девушке.
Когда свернули за угол, Гена, придирчиво взглянув на продолжающую стонать спутницу, раздумчиво сказала:
– Пожалуй, я тебя недооценила. Ты сообразительная. Ропшин, он, конечно, лох, обязательно купится! Только в обморок при нем не падай, держи себя в руках. А то решит, что у тебя эпилепсия. Мы с тобой так тихонечко, ненавязчиво в доме обоснуемся, а потом – честным пирком да за свадебку.
Она разулыбалась, расцвела – похоже, мысль, только что озвученная, нравилась ей чрезвычайно. Нике, что характерно, тоже, только за свадебным столом в белой фате она видела исключительно себя.
– И знаешь что, – продолжала думать вслух Гена. – Ты там будь внимательнее. Кто к Ропшину пришел, зачем, кто звонил, как он разговаривал…
– Промышленный шпионаж, что ли? – ужаснулась Ника.
– Боже! – выдохнула Гена. – При чем тут промышленность? Я же в этом ничего не понимаю! Личное, только личное, уяснила? Особенно что касается телок.
– Каких телок? – совсем расстроилась Ника. – Он что, еще и фермер?
– Похоже, я тебя переоценила, – снова вздохнула Гена. – Телки – это тетки, которые вешаются на шею ЕВРуше. Сленга не знаешь?
– Откуда? – наивно пожала плечами Ника. – Я же педагог!
– Вот и применяй свои педагогические навыки. Детьми можешь не заниматься, они и так умные. Главное – Ропшин. Он не должен выскользнуть из наших рук!
Ника с удовольствием кивнула и на всякий случай, чтобы закрепить успех, еще раз потеряла сознание. Теперь уже настолько натурально (опыт – великая штука!), что Гена по-всамделишнему перепугалась, засуетилась и наконец-то позвонила банкиру. По ее словам, которые Ника внимательно слушала, не приходя в сознание, выходило, что Ника – единственный человек, который может утешить несчастных малюток, обеспечить им уход и ласку, а также необходимое эстетическое и социальное воспитание.
Через двадцать минут они входили в чистый и красивый подъезд с суровым швейцаром при входе.
– Проходите, располагайтесь, – вежливо поприветствовал их довольно молодой, едва за сорок, черноглазый и черноволосый мужчина. – Вероника Владиславовна, – Ропшин сразу запомнил ее сложное имя, – а опыт работы с детьми у вас есть?
– Конечно, – серьезно кивнула Ника. – Пять лет школы. Последний год я была завучем по внеклассной работе. – И она достала из сумочки трудовую книжку, которую на всякий случай постоянно носила с собой.
Ропшин книжку внимательно изучил, видно было, что Никина высокая должность его впечатлила. Еще раз внимательно взглянул на претендентку и позвал детей.
Рыжий Петр и кудрявая черноволосая Марфушка понравились Нике с первого взгляда. Они влетели в гостиную, хохоча, на ходу поддавая друг другу подзатыльники, а следом за ними ворвались две огромные собаки.
Одна поменьше, рыжая, в тон мальчику, а вторая, огромная, такая же черноволосая и кудрявая, как девочка.
«Вот это да! – про себя присвистнула Ника. – Значит, в благородных домах даже животных в масть подбирают!»
Собаки затормозили посередине комнаты вместе с детьми, настороженно обнюхали воздух, подошли к Генриетте. Рыжая громко фыркнула, а черная так же громко зевнула, и оба пса направились к Нике. Девушка, честно сказать, обмерла. Таких здоровенных и лохматых дворняжек в Кувандыке не водилось, так, брехливые кривоногие недомерки… Рыжая подошла совсем близко, Нику даже обдало ее горячим дыханием, приветливо крутнула хвостом и положила громадную голову прямо на колено. Вероника вторично страшно перепугалась, но машинально опустила руку и робко погладила собаку по голове. Тут же рядом, у второго колена, оказался черныш. И тоже положил голову. Пришлось опустить и вторую руку.
– Признали! Признали! – завопили дети. Ропшин смотрел на создавшуюся картину с -нескрываемым удовольствием. А потом сказал:
– Вы их не очень-то поощряйте! Они наглые и избалованные.
«Господи, как же можно так чужому человеку о родных детях?» – неодобрительно подумала Ника.
– Ничего не наглые! – тут же заорали двойняшки. – Они просто сразу хороших людей чувствуют! Вон, к Генриетте Леопольдовне никогда не подходят!
Гена натужно улыбнулась, а хозяин смущенно крякнул.
– Как вас зовут? – спросила девочка.
– Вы, правда, будете нашей гувернанткой? – перехватил инициативу мальчик. – А пойдемте, я вам новую компьютерную игрушку покажу!
Ника вопросительно посмотрела на Ропшина, тот едва заметно кивнул, разрешая.
Через несколько минут одним глазом Ника следила за бурно разворачивающейся на мониторе погоней инопланетных монстров за отважным космонавтом, вторым же глазом косила на роскошную куклу, принесенную Марфой. Кукла была отчего-то совершенно голой.
– Папа вчера купил! – похвасталась девочка.
– А что же она у тебя без одежды? – удивилась Ника.
– Да я ее раздела, чтобы искупать, а Анжи платье сжевала. У, бесстыжая! – щелкнула она по носу рыжую любопытную морду, лохматившуюся рядом.
