– Шутишь, да? – заглянула мне в глаза Юлька. – Откуда тут борщ? А самогонка?
– А мне какое дело? – Я одарила растерянного оборвыша просто звездной улыбкой. – Пусть сварят.
Как только мы вышли из лопухов и оказались в санитарной зоне перед дверьми с вполне международными обозначениями, я цепко ухватила Юльку за локоть:
– С кем ты связалась?
– Ты че, Даш, я же говорила, это – сын, ну… сама знаешь кого.
– Сама ты – сын! – зашипела я. – Наследник миллиардера – в лохмотьях? Грязный, как сто бродяг, а зубы! Ты видела его зубы? У него что, денег нет к стоматологу сходить? Да это местный бомж, понимаешь? Нищий! Обрывок газеты в сортире подобрал, мексиканское имя выучил и вас, придурков малолетних, вокруг пальца обвел. А вы небось его поите, кормите, слушаете уши развесив! Ну ладно, вся эта шобла, в глазах – ни капли интеллекта, у природы выходной был, когда они на свет появлялись, но ты-то! В стольких компаниях со мной побывала, с такими людьми знакома! Слава богу, что отец с матерью этого «миллиардера» не видели. Юлька, ты же нормальная девка! Умная! Яхта, папа, – передразнила я племяшку. – Да он лучше этой, как ее, джонки, в жизни ничего не видал!
– Не джонки, а дхони, – хихикнула Юлька, совершенно не отреагировав на пафос моей обличительной речи. – Правильно мама говорит, много ты, Даш, работаешь. Мозги высушила. Вот и не понимаешь ничего.
– Я? Чего это я не понимаю? – Честное слово, мне стало не по себе. Вместо благодарности за то, что я открыла ей глаза, племяшка пытается меня учить?
– Да ничего не понимаешь! Ни в одежде, ни в драгоценностях. Или возраст твой дает о себе знать? – Юлька тяжело вздохнула. – Все-таки не семнадцать тебе лет.
Действительно, не семнадцать. Только какое это имеет значение? Что за.
– Футболка на Мигеле, между прочим, от Comme des Garcons! Это самый крутой сейчас бренд. А вчера он был весь, с ног до головы, в Martin Margiela!
– Ни разу таких имен не слышала, – ухмыльнулась я.
– Так это же мужские бренды, – терпеливо пояснила племяшка. – И дорогие страшно! Мы с тобой по мужским отделам и не ходили.
– Тебе-то откуда известно?
– В Дохе видела.
– А постирать их он не мог?
– Зачем ему стирать? – изумилась Юлька. – Он больше одного раза ничего не надевает. Это специальная обработка новых вещей, чтоб у них был грязный и поношенный вид. Очень круто! Маман обещал мне такую маечку купить.
Племяшкино упрямство начало меня бесить.
– А браслет со стекляшками? Тоже из бутика? Ларек у метро. Три рэ за килограмм!
– Нет, украшение ему домашний ювелир по заказу сделал. Там сплошь драгоценные камни. И каждый – коллекционный.
– Это он так сказал?
– Нет, мы вчера вечером на его яхте катались, причалили на другом острове, прогуляться, а деньги с собой никто не взял, все на лодке осталось. А тут Гулька говорит: хочу блинов с икрой. Заказали, а рассчитываться нечем. Мигель Хуана на яхту отправил, а нас же в ресторане никто не знает, чужой остров-то! Тут каждый остров – отдельный отель. Местные все друг друга знают, а тут мы – новенькие. Пришел администратор, стал требовать расчет. Мигель браслет снял, говорит, вот залог, несите еще икры. Тот ушел, потом возвращается, кланяется, отдает цепочку, говорит, это слишком ценная вещь, чтобы оставлять в залог, мы вам кредит открываем! Он по Интернету с полицией связался. А они уже по картотеке опознали эту штуку. Она в каталогах есть. Потом еще какой-то дядька притащился, ювелир местный, что ли. Спрашивал, откуда такие камни, языком цокал. Я слышала, он Мигелю предложил продать браслет за четыре миллиона.
– Рупий? – с надеждой спросила я, пытаясь быстренько в уме разделить четыре миллиона на двенадцать местных монет, чтоб получить стоимость в долларах. Сие арифметическое действо мне не удалось, но и так было ясно: сумма велика, очень.
– Зачем в рупиях? В долларах, – пожала плечами племяшка.
– Ну а зубы? – Я попыталась ухватиться за последнюю доступную соломинку, чтобы окончательно не сгинуть в море неожиданно образовавшегося невежества.
– Чего – зубы? – не поняла Юлька. – У него на верхних зубах брекеты с бриллиантами. Это сейчас самый писк! Я тоже у папки выпрошу. Так что изумруд ты возьми. Мигель же от чистого сердца, зачем человека обижать? Нехорошо.
– Нехорошо, – согласилась я. И быстро спросила: – А сколько там на цепочке всего камней?
Мне немедленно захотелось определить реальную стоимость брошенного мною на столе зеленого камушка.
– Не знаю, – честно ответила Юлька. – Я их не считала. Но изумруд из всех – самый дорогой, Мигель говорил.
– Так, пошли назад, – потянула я племяшку. – Нас уже долго нет, невежливо выходит.
– А в туалет ты передумала? – невинно осведомилась девчонка. – Тогда хоть руки вымой!
Компания нас ждала. Юлька плюхнулась на скамейку между «щиколоткой» и африканцем, мне же пришлось сесть на стул, предусмотрительно оставленный свободным рядом с Мигелем. Стол уже был уставлен высокими бокалами с разноцветными напитками, украшенными зонтиками, бабочками и прочими цветочками-лепесточками. Единственная тара, отличавшаяся от остальных, – широкий стакан с толстым дном, на треть заполненный прозрачной жидкостью, стоял против меня. Рядом в металлической креманке пузырился голубой лед.
– Выпьем за знакомство! – предложил Мигель и поглядел на меня длинно и масляно.
Все послушно подняли бокалы. Я покрутила головой, не зная, к чему прислонить пальцы.
– Это твоя самогонка, Даша, – Мигель подвинул мне широкий стакан.
– Самогонка? – изумилась я. – Откуда?
– Местное производство, – скривилась калмычка Гуля. – Аборигены освоили. С тех пор как русские ездить стали, они ее каким-то своим способом из местных фруктов гонят. В каждом отеле – свой рецепт. Она у них дороже лучшего виски стоит. Как ты можешь ее пить? Страшная гадость!
– Вкусы не обсуждаются, – заносчиво отозвалась я. Плюхнула в стакан всю креманку льда, подождала, пока жидкость увеличится в объеме, храбро отхлебнула.
Большей гадости я не пробовала ни разу в жизни! Химически-фруктовый вкус забивали сивушные тона, горечь раздирала нёбо и горло – словом, пить это было невозможно! Чтобы не выплюнуть содержимое прямо на стол, я, превозмогая отвращение и мерзость, заполонившую рот, засосала кусок льда и теперь старательно мусолила его языком, вызывая онемение гортани.
– Ну как, Даш? – участливо спросила Юлька. – Папашка попробовал, сказал, что он на Мальдивы в суд подаст, за дискредитацию национальной идеи.
– Правильно, – согласилась Гуля. – Мы в Англии такой суд выиграли. Они там кефир продавали под названием «Кумыс». Сами ничего нового придумать не могут, вот и тырят у нас, русских.
Сентенция про «нас, русских», учитывая Гулину внешность, представлялась несколько сомнительной, но я промолчала, опасаясь, что стоит мне открыть рот, как «самогонка» вместе со льдом со стыда просто выпрыгнет обратно, в родной океан.
– Ты сам-то эту гадость пробовал? – наконец спросила я мило улыбающегося Мигеля.
– Я вообще спиртного не употребляю, – оповестил он. – Отец не разрешает, пока двадцать один не исполнится.
Так. Значит, интуиция меня не обманула. Парень – совсем зеленый. Во всех смыслах.
– А сейчас тебе сколько?
– Семнадцать, я колледж в Англии заканчиваю.
– Долго ждать, – пожалела мальчишку я.
– Ничего. Так положено. Мне за эти четыре года много чего изучить надо. Экономику, банковское дело, менеджмент. У отца очень разноплановый бизнес, много работы.
