Отчего-то эта мысль вселила в меня чувство радостной гордости за будущего супруга: все гуляют, веселятся, а он – трудится. Художник! Творец! Мессия!
Я кинулась было к Чурилину, да оказалось, что площадка между нами сплошь утыкана острыми, как нарочно зазубренными, кусками льда. Будто специально! Будто их воткнули в снег, создавая непроходимую полосу препятствий.
Кричать я не стала, боясь спугнуть вдохновение, одухотворявшее летающую кисть Павлуши, и двинулась в обход. Обход был возможен лишь через место общего ликования, и меня тут же подхватил веселый хоровод, в котором кружились, голося на разных наречиях, но одинаково счастливо, вновь испеченные покорители Арктики. За одну руку – долговязая пожилая тетка, за другую – чернобровый толстячок, и я закружилась в стремительном общем вращении. В центре круга стоял черно-полосатый шест, на верхушке которого крепилась табличка «Северный полюс», вокруг нее и гарцевали довольные полярники. Прямо у шеста разместился крошечный столик, на котором высились стаканы с разноцветной жидкостью. Чуть ли не каждое мгновение кто-то из танцоров выскакивал на середину, хватал стакан и нырял обратно в круг. Юркие официанты тут же восполняли недостачу. Потому изобилие на макушке земного шара было абсолютным и не думало иссякать.
– Дашка, ложись! Зайцы летят! – Вдруг услышала я зычный крик прямо над ухом и увидала светло улыбающуюся рожу доктора Жоры.
– Ах ты гад!
Я вырвала руки из радушных хороводных объятий и кинулась на противного эскулапа, целясь кулаком прямо в глаз! Жорик увернулся и, хохоча, помчался от меня, петляя по льду. Ясное дело, пришлось метнуться за ним. Он оказался проворнее, все же на его ногах были специальные полярные ботинки, которые не скользили, а на моих – дешевый Adidas. Уходя в юз на поворотах, чуть не заваливаясь, я поняла, что силы не равны и моя обида, скорее всего, останется неотмщенной. Этого допустить было никак нельзя! Я притормозила, ища, чем бы мне запустить в противную рожу, но на пути стоял лишь сиротливый столик с громадной вазой фруктов. Сверху торчком торчали здоровущие спелые бананы.
Перехватив один, самый увесистый, я изловчилась и запустила заморским продуктом прямо в хохочущего доктора. Не рассчитала равновесия и растянулась на льду.
Жорик оказался куда ловчее меня, поймал банан, заскочил, как обезьяна, на ближнюю ледянку и, наблюдая, как я пытаюсь собрать со льда расбросанные конечности, спокойно очистил его и целиком затолкнул в рот.
– Чего разлеглась? – крикнул он мне сверху. – Вставай! Зайцы летят!
Упоминание об арктических людоедах придало мне новые силы, я вскочила и – тут же растянулась еще раз.
Жорик заржал на всю Арктику, размахнувшись, запустил в меня желтую пращу банановой кожуры. Тяжелая шкурка обидно шмякнулась мне в плечо, я приподнялась на локте и метко пульнула ее обратно. На сей раз мои мучения были вознаграждены: банановые остатки вмазались точнехонько в лобешник милому доктору.
– Один-один! – Он спрыгнул ко мне и протянул примирительную руку: – Вставай!
– Даша! Что с тобой? Ты упала? – Одновременно с доктором мы обернулись на голос и застыли.
В метре от нас стоял бледный и измученный Боков.
– Антоша! – потянулась к нему я. – Хорошо, что ты нашелся! Как самочувствие? Тебе лучше?
– Откуда ты знаешь? – смущаясь, спросил он.
– Так… как же… Всех же предупредили, вдруг инфекция?
– Док, – повернула к Жорику бледное лицо надежда Голливуда, – ты же мне сказал, что это – реакция на вибрацию? О какой инфекции речь? Кто-то еще заболел?
– Никто, – уверила я. – Только я. Глаза – видишь?
– Ну ладно, вы тут разбирайтесь, а я пойду, – попятился доктор. – Я же на дежурстве! Если что – к вашим услугам.
– Док, так у меня точно никакой заразы нет? – подозрительно переспросил Боков.
– Откуда я знаю? – пожал плечами эскулап. – Я ж анализы сделать не могу. Хотите, завтра вертолет будет, на Большую землю отправим, в лабораторию.
Боков окончательно сник. Видно, вполне успел проникнуться американским фанатизмом по поводу собственного здоровья. Да, отрыв от родины даром ни для кого не проходит.
– Чурилин здесь? – вдруг спросил он совершенно не к месту.
Ну, надо же! Еле живой, практически при смерти, а туда же! Что с мужчинами ревность делает! Одно хорошо, в таком состоянии он вряд ли на убийство решится, сил не хватит. Да и Павлик, как я понимаю, сегодня тоже не в форме. Значит, все обойдется просто обменом любезностями. Уже легче. А то и помирятся, объединенные общим поносом.
– Здесь, – равнодушно отмахнулась я. – Вон там, за торосом, эскизы малюет.
– Там? – Боков вдруг побледнел еще больше, почти сравнявшись по цвету с окружающей снежной действительностью, и рванул в указанную мной сторону.
– Куда?! – крикнула я, вдруг сообразив, что в пылу аффекта его силы могут удесятериться, а не ожидающий подвоха Чурилин окажется немощным и беззащитным. – Стой!
Боков, однако, не обратив на мои слова никакого внимания, уже несся вперед тяжелой неуклюжей рысью.
Я вскочила и рванула за ним. И уже почти догнала, почти схватила пальцами за рукав куртки, как вдруг моя правая нога, потеряв точку опоры, нагло вильнула в отдельную от меня сторону, подсекла левую, и я со всего маху грохнулась на колени и тут же, проехав на них по льду, впилилась плечом в ближнюю льдину.
Очки отлетели в сторону, меня пронзила такая боль, что я дико заорала. Колени – оба, особенно левое – пуляли в мое несчастное тело электрические разряды неимоверной силы, заставляя стонать и раскачиваться. Ушибленное плечо горело тугим горячим огнем, перед глазами плясали миллиарды возгорающихся, вспыхивающих и гаснущих звезд. И никого! Ни одного человека рядом! Доктора и след простыл, а ненормальный Отелло давно скрылся за торосами.
Я подобрала треснувшие ровно посередке очки, кое-как присобачила их на переносицу. Но как только я отвела руки, в надежде побаюкать все еще стреляющее огнем колено, очки свалились с носа и приняли вид двух совершенно самостоятельных половинок.
– У-у-у… – громко и горестно подвывала я, понимая, что вполне могу остаться тут навсегда, превратившись в одну из красивых ледяшек. Ведь если я ослепну, то и дорогу назад найти не смогу! – У-у- у…
Мой несчастный вой тихо, но вполне слышно отражался от льдины, рядом с которой я сидела.
– Мамочка, – зарыдала я. – Меня тут никто никогда не найдет! И не услышит! И не увидит! Сколько народу сгинуло в Арктике вот так, бесследно, я не хочу. Не хочу!
Спасение из страшного ледяного плена было единственным: помочь себе самой. Я попробовала встать на ноги и тут же застонала: колено совершенно не гнулось! Приволакивая ногу, помогая себе одной рукой, потому что вторая из-за бездействия плеча просто висела плетью, я поползла вперед, к людям. Опорная кисть, наступив на что-то скользкое и влажное, соскользнула. Снова оказавшись лицом к лицу с равнодушной вечностью, я вдруг увидела прямо перед глазами растерзанную желтую тряпку, от которой шел знакомый сладковатый дух. Приподняла.
Кожура от банана! Та самая, которую я запулила в доктора. Значит, именно на ней я поскользнулась, и именно доктор виновник свершившегося со мной несчастья! Правильно я его назвала – доктор Смерть!
Стало еще обиднее и больнее. Я привстала, размахнулась и запустила остатки коварного фрукта куда-то в арктическую даль, за льдины. Вытерла слезы. Собрала в кулак всю волю и мужество и упорно двинулась вперед.
Наверно, я не очень удачно выбрала направление. Ползла-ползла, а люди все не встречались. И что? Вот так, во цвете лет, сгинуть во льдах? Как же мне определиться без компаса? И тут мне стало совсем плохо, я вспомнила, что в здешних географических условиях мне и компас не поможет! Куда ни плюнь – везде юг. Полюс! Значит, вперед, и только вперед, пока есть силы. Остановлюсь – замерзну. А так, может,
