подсвеченные снизу, парили в темном небе, фасад переливался и бликовал. На стадо припаркованных самодовольных машин мы уже просто не обращали внимания – привыкли. Подумаешь, возле самого дорого здания в мире роятся самые дорогие автомобили. И что?
– Интересно, – восхищенно покрутил головой Дима, – а первое казино было похоже на это?
– Это и есть первое, – глубокомысленно заявил Макс.
– Не скажи! Первое открыли в 1862 году, но оно сгорело. Остался только игровой зал, который потом, при строительстве, превратили в вестибюль. Мы ведь через него пройдем? Говорят, там роскошно! Везде картины, золото, скульптуры… Этот дворец Гарнье построил в 1878 году, а казино работает с 1885 года. Самое красивое помещение тут, я слышал, Оперный зал Гарнье. По имени архитектора. Мы куда пойдем? Тут же несколько залов – зал Американских игр, Белый зал, салон Ренессанс, Европейский салон, салон Граций.
Мы с Максом смотрели на Полиняка, открыв рты.
– Откуда такие познания? – вымолвил, наконец, майор. – Ты что, тут бывал?
– Нет, откуда? – отмахнулся Дима. – У меня передача любимая была – «Клуб кинопутешественников». Я ее всегда на видик записывал. Там показывали.
– А-а-а, – одновременно расслабились мы с Максом.
Понятно. Провинциальный мальчик смотрел телевизор и мысленно представлял себя в этих роскошных интерьерах. Обычное дело.
– А что тут было целых семь лет? До того как открыли казино? – я спросила просто так, понимая, что уж таких-то тонкостей Полиняк знать не может.
– Как что? Оперный театр! Его сама Сара Бернар открывала!
– Сара Бернар? Кто такая? – ехидно спросил Макс. – Принцесса, что ли?
Полиняк смутился.
– Я точно не знаю. Певица, наверное, раз тут опера. А может, и принцесса. Я в этом не очень… Вот про Шаляпина точно знаю, что он тут пел. И еще эти, балеты тут наши были… Забыл фамилию…
– Дягилев, – подсказала я, уже жалея бедного провинциального мальчика. Он и в опере, поди, ни разу не был! Не говоря уже о балете. Чего ж мы от него хотим? Все-таки мы, москвичи, большие снобы!
Впрочем, Дима, похоже, ничуть собственного невежества не стеснялся. Святая простота! Для предстоящей роли, кстати, это совсем неплохо. На чистом листе рисовать желаемую картину намного легче, чем закрашивать готовый холст и рисовать заново. Так мне один знакомый художник-абстракционист объяснял.
– Дим, а ты в казино бывал? – поинтересовался Макс.
– Откуда? Ни разу.
И он снова поразил меня своим простодушием. Лично я тоже ни разу в казино не была. Так уж вышло. Но признаться в этом вот так спокойно и публично? Увольте!
– Увидишь, как там здорово, – пообещала я.
Полиняк взглянул на меня с благодарностью.
Мы уверенно шествовали среди роскошных деревьев, вдыхая ароматы цветов, разбавленные соленой терпкостью моря.
– Смотрите, – воскликнул Дима. – Адам и Ева! На удачу надо Адама за… это самое подержать.
– За что «это самое»? – не поняла я. И тут же увидела.
Толстомясый праотец человечества просто блистал самой интимной частью своего тела. Видно, девяносто девять процентов желающих выиграть в казино сочли своим долгом погладить первопричинный пах. Весело заржав, Макс с Полиняком припали к источнику потенциальной благодати.
– Дашка, а ты чего? Неужели выиграть не хочешь?
– Как порядочная девушка, не считаю возможным, – гордо ответила я и отвернулась.
Макс снова захохотал, а Дима явственно смутился и тут же отдернул руку.
Дородный усатый швейцар на входе в казино важно поприветствовал нас и – преградил дорогу.
– В чем дело? – возмутился майор.
– У нас строгие правила, – спокойно объяснил монегаск. – Мужчинам полагается быть в строгих костюмах, женщинам – в нарядных туалетах. Лица до двадцати одного года в казино не допускаются.
Ну, насчет возраста – это мимо, хотя чертовски приятно, когда тебя принимают за юное создание. А вот насчет костюмов… Ни один из нашей троицы требованиям заведения не соответствовал. На нас с Димой были джинсы и футболки, на Максе тоже джинсы и ковбойка.
– И что теперь делать? – зашипела я в ухо наперснику. – Мы с Димой в игорном бизнесе – новички, но ты-то должен был знать!
– Забыл, – признался Макс.
В этот момент мимо прошла парочка, как две капли воды похожая на нас внешне. Парень что-то показал швейцару, и тот, поклонившись, пропустил их внутрь.
Во мне проснулась острая жажда социальной справедливости. Наверное, именно на таком ее накале делаются все мировые революции.
– Почему их пропустили? – ринулась в праведный бой я. – Она тоже без платья!
– Да, но у месье золотая карта Metropole Palace, постоянный и бесплатный вход!
– Что? – я смерила швейцара таким взглядом, что он стал вдвое меньше ростом, но в ширину не уменьшился. Так что дверь по-прежнему оставалась перегороженной его тушей. – А это? – я небрежно извлекла из сумочки личную золотую карту с надписью «Hermitage» и сунула ее прямо под нос противному монегаску.
– О! – тут же расшаркался он. – Простите! Пожалуйста! Но ваши сопровождающие должны будут заплатить за вход.
Сопровождающие, не торгуясь, выложили по десять евро, и мы, наконец, оказались внутри вожделенного царства роскоши и денег.
– Извините, – снова нарисовалась усатая рожа. – Фото и видеоаппаратуру полагается сдавать при входе.
– У нас ничего нет! – охлопал свои карманы Макс.
– Съемки на мобильный телефон тоже запрещены, – заученно-вежливо предупредил швейцар.
– А как же… – Полиняк застыл в дверях.
Мы-то с Максом уже успели забыть, что находимся на службе, а Диме, видно, не терпелось отработать вторые пятьсот евриков.
– Вперед, гонщик! – подмигнул Макс. – Пробьемся!
Если бы я уже не ляпнула, что казино для меня – дом родной, мне было бы намного сподручнее осматриваться вокруг. А так… Я сделала пресыщено-скучающий вид и по сторонам практически не глядела. Да, собственно, смотреть было не на что! Дворец как дворец. Колонны, скульптуры, мрамор, начищенная, как золото, бронза, музейные светильники, ковры, картины на стенах в тяжеленных золоченых рамах… Красиво, чего там говорить! Шикарно и роскошно. Как в кино. Совсем скоро этот мир станет моим. Тогда и налюбуюсь.
Все столы с рулеткой были заняты! А публика… Если бы сейчас кто-то крикнул: «Мотор, камера, начали!», я бы ничуть не удивилась. Ощущение, что мы попали на съемочную площадку голливудского фильма, было полным! За столами сидели одни миллионеры! Как я это поняла? Не знаю. Почувствовала. У кого еще могут быть так гордо посажены головы? Кто еще обладает столь же пренебрежительным и одновременно ласкающим взглядом? Седые морщинистые дядьки в смокингах, сюртуках и пиджаках не меньше, чем за штуку евриков, сосредоточенно следили за прыгающим волч ком. Их спутницы – такие же пожилые, чопорные и сморщенные, как весенние высохшие репки, едва заметно улыбались. Словно происходящее за столами интересовало их постольку-поскольку.
Сияли золотые часы и перстни загорелых седовласых мастодонтов, горели бриллианты в ушах и на шеях столетних вяленых вобл, беспрестанно кружился волчок…
Возле каждого стола стояли горстки любопытствующих – или уже проигравшихся, или еще не решивших, сколько сегодня просадить. Мы тоже пристроились за их спины.
Игра шла между двумя фаворитами – старухой лет ста двадцати, чьи мочки, по моему разумению, вот- вот должны были оторваться под тяжестью великолепно блистающих камней, и примерно такого же
