Был случай, когда одного такого любителя табака неожиданно вызвали к доске. Ему задали подготовить устный доклад, да только он о том совсем позабыл. Все сидели в предвкушении расправы. Щас он как откроет рот - учитель как застукает его да как всыплет, смотреть на такие сцены - сплошное удовольствие. Паренек заметно сдрейфил. Побелел с лица, немного вздрагивал. Потом пошел чего-то мямлить. Класс следил, затаив дыхание. Несчастный еле шевелил губами, учитель велел ему говорить громче. Тот подчинился, но прикрыл рот бумажкой.
– Что это ты, приятель? Ты там не табачок жуешь?
Ученик мотает головой.
– Ты ведь знаешь, что это запрещено!
Ученик поспешно кивает.
– Ну-ка, открой рот!
Бедолага стоит столбом, пока учитель отворачивает ему губу. Проходит пара секунд. К всеобщему удивлению, учитель приказывает ему вернуться на место. А где же крики? Где головомойка? Где угрозы нажаловаться директору школы?
Всеобщее разочарование и изумление. На перемене класс толпится вокруг виновника - всем любопытно узнать, куда девался табак. Виновник не спеша озирается.
– Я его проглотил, - тихо говорит он. Эту историю долго еще потом обсуждали в школе.
.
Уже в шестом классе стало понятно, что у Ниилы не ладится с девчонками. И дело здесь не во внешности, хотя, по правде сказать, Ниила был тот еще красавец: финский нос картошкой, широкие скулы и всегда засаленные волосы, даже если мыть их по десять раз на дню. Он был выше и худее меня, ну, может, малость неуклюжий, угловатый. Но никак не отталкивающий. Напротив, исходило от него какое-то слабое свечение, какая-то энергия металась в нем как зверь по клетке, искала выхода. Потаенным огнем это, конечно, не назовешь - скорее что-то теплое, беззащитное. Что-то зрело в Нииле, девочки замечали это, в Нииле была скрытая воля, внутри него костенел хребет.
Девицы нынче пошли всякие. Многие ищут опору - им подавай парней, которые встают ни свет ни заря, хватают лопату или ружье, строят собственный дом на родительском наделе в Анттисе или Ярхойсе, берут у дядьки культиватор и бугрят картофельную грядку. Эти домовитые телки смотрели на Ниилу с неприязнью. За прошедшие годы я несколько раз убеждался в этом. Ниила отпугивал их тем, что все время молчал да хлопал глазами или, того хуже, начинал выпендриваться. Я, как мог, объяснял ему азбуку ловеласа и, хотя сам не особо преуспел на этом поприще, все же не был таким дуболомом. Основное правило - выбирай тех девчонок, которым ты нравишься. Можете не верить, но всегда найдется хоть одна, которой ты не безразличен. Вот их-то и надо окучивать. Ниила же делал все наоборот - волочился только за теми девчонками, которые его пинали. В упор его не видели, издевались над ним под хихиканье подружек; то слишком красивые, то чрезмерно жестокие - они играли с Ниилой, как кошка с мышкой. На это было больно смотреть. А ведь всегда в тени есть другие девчонки; они, может, и не в твоем вкусе, так что ж с того! Зато эти девчонки хотят потерять голову. Готовы рискнуть, готовы уцепиться ноготками за отвесную скалу, готовы нырнуть в ночное небо. Они рисуют, они мечтают, они пишут стихи в стенгазету, они размышляют о Боге и садомазохизме, читают взрослые книжки, сидят в кухне и слушают, как большие треплются о политике. Вот что было нужно Нииле. Скороспелая и самостоятельная девчонка коммунистической закваски откуда-нибудь из Ааресваары.
Это ведь было еще до того, как в нашу жизнь ворвался секс. Первая пора созревания, наши детские привязанности и иерархия выстроились по новому ранжиру: отныне мерилом была привлекательность. Сутулые, пугливые пигалицы на глазах вырастали в стройных, надменных красавиц. Кудрявые ангелочки с ямочками на щеках превращались в носатых бабуинов с торчащими клыками. Какой-нибудь забитый молчун из Эркхейкки вдруг обнаруживал, что умеет говорить - голос его со временем становился гуще, наполнялся чарующим шармом меж тем, как иная болтливая хохотушка из Паялы раз за разом погружалась в беспричинные депрессии и потихоньку превращалась в тень, до которой никому не было дела.
Сам я был из тех детей, чья внешность с годами тускнет; обаяние мое, напротив, усилилось. Ниила же становился не только уродливым, но и несносным, так что музыка была для него единственной отдушиной.
Я посоветовал ему при знакомстве с девицами использовать одну нехитрую уловку - думать о смерти. Я сам не раз прибегал к ней - работает на удивление безотказно. Ну, поживу я еще пару десятков лет и помру. Тело мое навеки обратится в тлен. То же самое произойдет с девчонкой - мы рассеемся и испаримся. Через тысячу лет наша жизнь, наши самые светлые грезы, наши самые жуткие страхи - все это рассыплется в прах и канет без следа. Так что ж с того, что она откажет тебе, скривится или даже рассмеется в лицо? Исповедуя такой вот прагматичный подход, я вершил настоящие чудеса на любовном фронте, бесстрашно кадрил ослепительно красивых женщин, и, нет-нет, они отвечали мне взаимностью.
Увы, то был единственный совет, которому внял Ниила. Он начал думать о смерти, причем чаще, чем о девчонках. Короче, стал просто невыносим. Очень скоро ему понадобилась моя помощь, но мы об этом покуда не знали.
.
ГЛАВА 10
.
.
Где-то внутри меня щелкнул переключатель, и мое путешествие началось всерьёз. Переходный возраст. Это было весной, в шестом классе. На вид со мной не случилось ничего особенного, однако я чувствовал, что во мне что-то меняется. Не в теле - внешне я оставался прежним, а в голове. Внутри что-то происходило, там кто-то поселился. Этот кто-то был как будто я, но в то же время кто-то другой. Я стал вспыльчивым и ничего не мог с собой поделать. Я стал нетерпеливым, сам не зная почему. Ни с того, ни с сего я страшно заинтересовался сексом.
Как-то я лежал на кровати и листал эротический журнал. Я купил его тайком во время поездки в Лулео, где меня никто не знал и не стал бы донимать. Хуже нет, когда в местном универмаге на тебя осуждающе косятся накрученные сорокалетние тетки - те, что знают твоих отца и мать и чьи благовоспитанные дочки ходят в параллельный класс. Ведь купить эротический журнал - все равно, что признаться в озабоченности. Стоишь перед ними точно голый, чувствуешь свою ущербность, краснеешь и заикаешься.
Внезапно в комнате оказался он. Я резко отшвырнул журнал и быстро поднял колени, чтобы не было заметно, что у меня стоит.
– Блин, я думал, мать!
Ниила не ответил. Как всегда неслышно просочившись в мою комнату, он застыл, будто вкопанный. Я не хотел показать, что стесняюсь, и потому решил, что лучшая защита - нападение. Небрежно открыл постер на развороте журнала. Черный островерхий бюстгальтер, томный взгляд, красные сапожки на высоком каблуке.
– На, повесь ее дома на стене, - сказал я равнодушным тоном.
Ниилу аж передернуло - настолько невозможной казалась ему эта мысль. Но и оторвать от девицы глаз он не мог. Он даже не взял журнал в руки, и я стал перелистывать сам, показывая Нииле картинку за картинкой.
– Во, смотри, она его связала. А это резиновые штаны. А вот это письмо, наверно, ты написал: '
Я видел, что Ниилу пробирает. Однако он сохранял холодный и безучастный вид, помня о своем достоинстве. Голова его мелко дрожала, словно он изо всех сил напряг шею. Чем больше терялся Ниила, тем быстрее улетучивалось мое смущение - пусть ему будет стыдно. Я насильно всучил ему журнал.
– На, выбери себе тёлку, Ниила! Из журнала, которая твоя?
